Глава 12
СОВЕЩАНИЕ
– Я не собираюсь излагать вам всю предысторию событий – это слишком долго, да и не нужно. Просто объясню, почему я замешан в этом деле. Время от времени моими советами конфиденциально пользуется министерство внутренних дел. Я поддерживаю связь и с другими учреждениями, например с заведениями, где содержатся люди, признанные виновными в совершении определенного рода преступлений и осужденные пожизненно или на какой-то срок. Если они моложе установленного законом возраста, их переводят в другие места и назначают другие меры наказания. Не сомневаюсь, вам это понятно.
– Да, вполне.
– Обычно меня вызывают для консультации сразу же после совершения… э-э… преступления, чтобы узнать мое мнение о том, как поступить с задержанным, и услышать, благоприятен или неблагоприятен прогноз. К нашему делу это не имеет никакого отношения, поэтому не стоит подробно останавливаться на этом. Итак, периодически ко мне обращается за советом руководитель подобного заведения. Однажды я получил извещение от соответствующего департамента министерства внутренних дел. Мне выписали пропуск, и я отправился к начальнику тюрьмы, исправительного заведения, психлечебницы – в общем, как хотите, так и называйте. Оказалось, что начальник – мой старый приятель. В тюрьме мне предстояло побеседовать с одним молодым человеком, и начальник изложил мне суть проблемы. Этот заключенный внушал моему приятелю некоторые сомнения. Это было несколько лет назад. Сейчас в тюрьме новый начальник, и он тоже неспокоен. Не подумайте, что этот человек – врач или психолог, но у него богатый жизненный опыт и он много наблюдал за заключенными. Короче говоря, этот юноша едва ли не с детских лет стал совершенно невыносимым. Называйте это как угодно: юный бездельник, хулиган, лоботряс, негодяй. Определения разные, но одни из них что-то отражают, другие нет, а третьи лишь озадачивают. Однако, несомненно, у него были черты, свойственные преступной личности. Объединившись с такими же головорезами, он избивал людей, совершал кражи, принимал участия в аферах, подделывал векселя. В общем, такие сыновья приводят отцов в отчаяние.
– Понятно.
– И что же вам понятно, мисс Марпл?
– Полагаю, вы говорите о сыне мистера Рэфьела.
– Совершенно верно. А что вы знаете о нем?
– Ничего. Только слышала вчера, что у мистера Рэфьела был сын-преступник, который, мягко выражаясь, доставлял вместо радости только огорчения. Мне мало известно о нем. Это единственный сын мистера Рэфьела?
– Да. Но у мистера Рэфьела было еще две дочери. Одна из них умерла четырнадцатилетней девочкой, вторая, старшая, удачно вышла замуж, однако внуков ему не родила.
– Это очень огорчало его?
– Возможно, – ответил профессор Уэнстед. – Кто знает? Жена мистера Рэфьела умерла молодой, и, полагаю, ее смерть очень опечалила его, хотя он никогда не показывал этого. Сильно ли он любил своих детей, я не знаю, но, уж конечно, обеспечивал их всем необходимым и создал им прекрасные условия. Однако какие чувства он питал к ним, никому неведомо. Мистер Рэфьел не располагал к расспросам подобного рода. По-моему, вся его жизнь и все интересы были сосредоточены на одном: он делал деньги. Только это и занимало его, как и всех великих финансистов, причем не сами деньги, а процесс их преумножения и поиски хитроумных, неожиданных путей для этого. Мистер Рэфьел получал наслаждение от таких занятий, любил их. Все остальное почти не интересовало его.
Думаю, он делал все возможное для сына: вызволял его из неприятностей в школе, нанимал ему лучших адвокатов, когда дело доходило до суда. И вдруг последовал удар, по сравнению с которым прежние прегрешения юноши – только цветочки! Его обвинили в изнасиловании. Суд признал Майкла виновным, и ему дали срок, сделав скидку на его молодость. Позже против него было выдвинуто обвинение в совершении второго, еще более страшного злодеяния.
– Он убил девушку, верно? Это я уже слышала.
– Он заманил девушку далеко от ее дома. Спустя какое-то время обнаружили ее труп. Девушку задушили, а после этого ей размозжили лицо и голову чем-то тяжелым, возможно камнем, чтобы помешать опознанию.
– Некрасивая история. – Тон мисс Марпл свидетельствовал о том, что эту пожилую леди трудно чем-либо удивить.
Профессор Уэнстед бросил на нее короткий взгляд:
– Вы так это называете?
– Боюсь, что именно так. Терпеть не могу подобные дела! И не ждите от меня сочувствия, скидок на трудное детство или дурное окружение. Я не стану жалеть вашего молодого убийцу, потому что не выношу негодяев, совершающих гнусные поступки!
– Рад слышать это. Вы не поверите, чего только я за годы своей работы не наслушался от преступников. Рыдая и скрежеща зубами, они убеждали меня в том, что виной всему их прошлое. Если бы только люди знали, сколь многим удается сохранить душу чистой, несмотря на все невзгоды, жестокость, дурное окружение, тяжелые условия жизни, я думаю, они вряд ли испытали бы к преступникам хоть тень сострадания. Да, неудачники достойны жалости, но лишь в том случае, если они отягощены дурной наследственностью и не способны контролировать себя. Мне очень жаль эпилептиков. Если вы знаете о генетике…
– Да, более или менее, – перебила его мисс Марпл. – Теперь все знают об этом, хотя, разумеется, я не вдавалась в научные подробности.
– Начальник тюрьмы – человек опытный – объяснил мне, почему так интересуется моим мнением. Чем больше он наблюдал за этим заключенным, тем больше сомневался в том, что он – убийца. Юноша совсем не походил на тех убийц, которых он видел раньше, не соответствовал сложившемуся у него представлению о подобного рода преступниках. Отлично понимая, что заключенный порочен до мозга костей и никакие меры воздействия не способны исправить его, поставить на путь истинный, он вместе с тем все сильнее проникался уверенностью в том, что произошла судебная ошибка. Начальник тюрьмы не мог поверить, что этот парень убил девушку, сначала задушив ее, а потом изуродовав ей лицо и забросав камнями в овраге. Он просто не мог заставить себя поверить в это. Начальник просмотрел все материалы дела: они не оставляли сомнений в его виновности. Парень знал эту девушку, его несколько раз видели с ней. Судя по всему, они были в близких отношениях. Имелись косвенные улики. Его малолитражку видели неподалеку от места преступления. Парня опознали. Вроде бы все ясно. Но моего приятеля мучили сомнения. Он из тех, у кого очень сильно развито чувство справедливости. Поэтому хотел услышать независимое мнение, однако не полицейского, а медика-профессионала. Он попросил меня осмотреть этого молодого человека, поговорить с ним, оценить его с психологической точки зрения и сделать заключение.
– Очень интересно, – вставила мисс Марпл. – Да, признаюсь, это действительно очень интересно. В конце концов, ваш приятель, то есть начальник тюрьмы, имел большой опыт и любил справедливость. К словам такого человека следовало прислушаться. Поэтому вы выполнили его просьбу.
– Да, так и было. Заинтригованный, я несколько раз посещал пациента – мне было привычнее называть его так, – причем всякий раз старался найти новый подход. Я беседовал с ним, обсуждал изменения в законодательстве, предлагал устроить ему встречу с каким-нибудь известным адвокатом, который, возможно, найдет зацепки для пересмотра дела. Я вел себя с ним то как друг, то, как враг, чтобы понаблюдать за его реакцией, и провел множество различных психологических тестов, часто используемых в последнее время. Вдаваться в подробности не буду, они чисто научного характера.
– И к какому выводу вы пришли?
– Я решил, что, вероятно, мой приятель прав. Едва ли Майкл Рэфьел – убийца.
– А как же другие правонарушения, о которых вы упоминали?
– Это, конечно, свидетельствовало против него. И повлияло не столько на присяжных, которые не слышали о правонарушениях вплоть до вынесения приговора, сколько именно на судью. Да, все свидетельствовало против него, но я решил провести собственное расследование. Одна девушка обвиняла его в попытке изнасилования, но вовсе не в том, что он хотел задушить ее. Исходя из множества других схожих дел, я заподозрил, что попытки изнасилования не было. Учтите, современные девушки смотрят на интимные отношения куда проще, чем в дни нашей молодости. И зачастую матери принуждают дочерей заявить в полицию, что их изнасиловали. У той девушки и до Майкла было несколько парней, и она поддерживала с ними не просто дружеские отношения. Не думаю, что выдвинутое ею обвинение имело какой-то вес в глазах судьи. Но вот убийство… Да, убийство – это уже очень серьезное дело… но я продолжал тестировать своего пациента, и результаты убеждали меня в том, что он не совершал этого преступления.
– И что же вы сделали?
– Я связался с мистером Рэфьелом. Сказал, что хотел бы задать ему несколько вопросов по делу, касающемуся его сына. Я встретился с ним, рассказал, что думаю обо всем этом, об особом мнении начальника тюрьмы. У нас не было ни доказательств, ни оснований для апелляции, но мы оба полагали, что допущена судебная ошибка. Я считал необходимым провести дополнительное расследование. Конечно, оно обошлось бы дорого, но, возможно, выявило бы новые факты, и тогда мы представили бы их на рассмотрение в министерство внутренних дел. Впрочем, я не скрывал, что все это только предположения и расследование может закончиться неудачей. Поиски необходимых доказательств – удовольствие дорогое, но я понимал, что это не имеет особого значения для такого богатого человека. К тому времени я уже догадался, что мистер Рэфьел очень болен. Он и сам полагал, что проживет лишь года два. Сначала врачи обещали ему лишь год, однако потом увеличили этот срок – уж очень жизнеспособен был его организм. Я спросил мистера Рэфьела, что он чувствует к своему сыну.
– И что же он вам ответил?
– А, и вы хотите знать это! По-моему, он был предельно откровенен со мной, хотя ответ его был…
– Довольно безжалостным?
– Да, мисс Марпл. Вы подобрали нужное слово. Да, мистер Рэфьел был безжалостным человеком, но при этом справедливым и честным. Он сказал: «Я прекрасно знал о похождениях своего сына, и уже давно. Я не пытался изменить его, ибо считал это невозможным. Он выбрал свой путь. Майкл был извращенным, дурным мальчиком. Он всегда приносил мне и себе одни неприятности. Мой сын бесчестен. Никто и ничто не способно направить его на путь истинный. Убежденный в этом, я, можно сказать, умыл руки, отрекся от него, но не официально, поскольку продолжал оказывать ему материальную помощь. Оплачивал услуги адвокатов, когда у сына возникали неприятности с законом. Я делал все, что было в моих силах. Я исполнил бы свой отцовский долг, если бы Майкл был серьезно болен, страдал эпилепсией, поэтому помогал ему, считая своего сына нравственно ущербным. Чем теперь помочь ему?» – спросил в конце мистер Рэфьел. Я ответил, что все зависит от того, к чему он стремится. «Это вполне очевидно, – ответил он. – Да, я болен, но при этом четко знаю, чего хочу. Мне нужно, чтобы восторжествовала справедливость и мой сын вышел из тюрьмы. Оказавшись на свободе, он сделает свой выбор. Если Майкл вернется к прежней жизни, это его дело. Я обеспечу его всем необходимым. Он не должен страдать в тюрьме, отрезанный от жизни, из-за судебной ошибки, впрочем вполне понятной. Если не он, а кто-то другой убил эту девушку, пусть об этом станет известно, дело Майкла пересмотрят и восстановят справедливость. Однако мои возможности ограниченны. Я очень болен и проживу от силы несколько недель».
«Возможно, адвокаты… – начал было я. – Мне известна одна контора…» Но мистер Рэфьел резко оборвал меня: «Ваши адвокаты в данном случае бесполезны. Вы можете нанять их, но они ничего не сделают. Я должен организовать все за то короткое время, которым еще располагаю».
Он предложил мне огромный гонорар, попросив меня заняться поисками правды и сделать все возможное, не стесняясь в средствах.
«Я уже ни на что не годен. Смерть может прийти за мной в любой момент. Выполнить мое задание вам поможет одна особа, которую я постараюсь найти. – Он написал на листке ваше имя и фамилию. – Мисс Джейн Марпл. – Потом добавил: – Я не хочу давать вам ее адрес, а предпочел бы, чтобы вы познакомились с ней в указанном мною месте». Затем он рассказал мне об этой экскурсии – чудесной, безобидной экскурсии по знаменитым замкам и паркам – и заранее заказал мне путевку. «Мисс Джейн Марпл, – сказал он, – тоже поедет в этот тур. Там вы познакомитесь с ней, как бы случайно, во всяком случае, на взгляд стороннего наблюдателя».
Мне предстояло самому выбрать время и место для знакомства с вами – когда я сочту это необходимым. Вы уже задали вопрос, имел ли я или мой приятель, начальник тюрьмы, основание подозревать, что это убийство совершено кем-то другим, а если да, то кем конкретно. Начальник тюрьмы, разумеется, не делал никаких предположений, а обсуждал дело с офицером полиции, проводившим расследование, исключительно опытным и добросовестным детективом.
– И вы никого не подозревали? Ни одного из дружков этой девушки? Из прежних, брошенных ею поклонников?
– Никаких сведений по этой части полиция не обнаружила. Я попросил мистера Рэфьела рассказать мне немного подробнее о вас, однако он не пошел мне навстречу, а сообщил только, что вы пожилая леди, отлично разбирающаяся в людях. Потом добавил еще одно. – Профессор Уэнстед внезапно умолк.
– Что же? – спросила мисс Марпл. – Видите ли, я чрезвычайно любопытна и не смогу думать ни о чем, пока не выясню этого. Я слегка глуховата. Зрение ослабло. Не понимаю, какие преимущества нашел во мне мистер Рэфьел? Вот разве что у меня слегка глуповатый и наивный вид. В былые дни таких, как я, называли «старыми болтушками». Да я и есть старая болтушка. Это он и сказал?
– Нет. Мистер Рэфьел сказал, что, по его мнению, у вас исключительный нюх на зло.
– Вот как? – удивилась мисс Марпл.
Профессор Уэнстед наблюдал за ней.
– По-вашему, он прав?
– Возможно, это так. Да, вполне возможно. Несколько раз в жизни я действительно узнавала, что зло рядом со мной, ощущала особую, напряженную атмосферу, окружающую того, кто замышляет преступление. – Она посмотрела на собеседника и улыбнулась: – Видите ли, это все равно что родиться с обостренным обонянием. Вы чувствуете утечку газа, когда другие не подозревают об этом. Можете без особых усилий отличить одни духи от других. У меня была тетка, – задумчиво продолжала мисс Марпл, – утверждавшая, будто знает, когда ей лгут. Она говорила, что ноздри лгунов трепещут и от них исходит какой-то особый запах. Не знаю, правда ли это, но несколько раз она оказывалась совершенно права. Однажды она сказала моему дяде: «Джек, не нанимай этого молодого человека, с которым ты разговаривал сегодня утром. В его словах – ни капли правды». Оказалось, что так оно и было.
– Ощущение зла… – проговорил профессор Уэнстед. – Что ж, если вы и в самом деле обладаете столь уникальной способностью, признайтесь мне в этом. Я буду благодарен вам. Не думаю, что у меня есть такое чутье. Да, я мог увидеть, болен ли человек психически, но… не зло внутри него. – Он постучал себе по лбу.
– Лучше расскажу вам, как меня впутали в эту историю, – предложила мисс Марпл. – Когда мистер Рэфьел умер, я по просьбе его поверенных приехала в Лондон и встретилась с ними. Они передали мне предложение мистера Рэфьела. Потом я получила письмо от него, в котором ровно ничего не объяснялось. Еще некоторое время я ждала развития событий. Потом получила письмо из турагентства, в котором сообщалось, что мистер Рэфьел незадолго до смерти купил для меня путевку в один из туров этого агентства, зная, что я очень люблю путешествовать, и желая сделать мне подарок. Я удивилась, но решила, что это и есть первый шаг, который мне предстоит сделать. То есть, когда состоится поездка, я получу какой-то намек, ключ или указание относительно дальнейших действий. Видимо, так и случилось. Вчера, нет, день спустя после моего приезда сюда три леди, живущие в старом особняке неподалеку, радушно пригласили меня погостить у них. Обо мне они узнали от мистера Рэфьела. По их словам, он написал им перед смертью письмо, сообщил, в какой именно день я прибуду сюда с экскурсией, и просил их оказать мне, его старой знакомой, гостеприимство на два-три дня, поскольку именно в эти дни экскурсантам предстоит подниматься в горы (вчера, к примеру, они поднимались к древней башне на вершине, что отчасти и стало причиной беды).
– И вы восприняли это как указание?
– Конечно. А что еще я могла подумать? Мистер Рэфьел не стал бы заниматься благотворительностью без определенной цели, просто из сочувствия к старой даме, которой уже не под силу подниматься в горы. Нет, он явно хотел, чтобы я отправилась к сестрам.
– И вы сделали это? Что же там случилось?
– Ничего. Там живут три сестры.
– Три странные сестры?
– Им полагалось бы быть странными, но они мне такими не показались. Во всяком случае, пока. Полагаю, что, быть может, раньше… то есть такое вполне возможно. Однако на вид они вполне обычные. Не местные. Эта усадьба принадлежала их дяде, и они поселились здесь несколько лет назад. Сестры стеснены в средствах, дружелюбны, но не особенно интересны. Они не слишком похожи. Видимо, не близко знакомы с мистером Рэфьелом. Я заводила беседу на разные темы, но так ничего и не выведала.
– Совсем ничего не выяснили?
– Узнала лишь ту историю, которую вы мне только что изложили. Но не от сестер, а от старой служанки, бывшей горничной их дяди. Ей мистер Рэфьел известен только по имени. Однако она охотно рассказала мне все, что знала об убийстве. Это началось с визита в «Старую усадьбу» сына мистера Рэфьела, оказавшегося непутевым парнем. Девушка влюбилась в него, а потом он задушил ее. Называя это очень печальной, трагической и ужасной историей, женщина то и дело охала и ахала. Но ведь это действительно неприглядная история. Полагаю, она, как и полиция, убеждена, что парень совершил не только это убийство…
– Вам не показалось, что история каким-то образом связана с тремя сестрами?
– Нет, они просто были опекунами девушки… и очень любили ее. Вот и все.
– Не знают ли они чего-то… о втором молодом человеке?
– Возможно… а ведь именно это нам и нужно, не так ли? Второй молодой человек, жестокий, склонный к насилию, хладнокровно изуродовавший лицо задушенной им девушки. Из тех людей, кого ревность доводит до бешенства. Таких немало.
– В «Старой усадьбе» больше ничего не привлекало вашего внимания?
– Нет. Одна из сестер, кажется младшая, постоянно рассказывала о саде. Хотела показать, что разбирается в садоводстве, однако не могла назвать и половины растений в своем саду. Я пару раз поймала ее, упомянув несколько редких разновидностей и спросив, слышала ли она о них. Нет, эта дама лишь восхищается чудесными цветами, но в садоводстве ничего не смыслит. Это напоминает мне…
– О чем?
– Не подумайте, что я свихнулась на садах и растениях, но я знаю толк в садоводстве. Мне кое-что известно о птицах и садах.
– Я понял так, что вас волнуют не птицы, а сады?
– Да. Вы обратили внимание на двух пожилых дам, наших спутниц? Мисс Бэрроу и мисс Кук.
– Они путешествуют вместе.
– Верно, но кое-что в мисс Кук насторожило меня. Я имею в виду ее имя.
– Гм! Она путешествует под чужим именем?
– Кажется, да. Как-то она нанесла мне визит… ну, не визит, а просто однажды мисс Кук проходила мимо моего сада в Сент-Мэри-Мид. С восхищением отозвалась о нем и обсудила со мной кое-какие садоводческие вопросы. Потом сообщила, что живет в деревне и помогает по саду одной особе, недавно поселившейся в новом доме. Подозреваю, что она мне лгала. Как и одна из этих сестер, мисс Кук совершенно не разбирается в садоводстве, а только делает вид.
– Как, по-вашему, зачем она отправилась в эту поездку?
– Сейчас не имею ни малейшего представления. Она назвалась мисс Бартлет… а имя женщины, у которой она якобы живет, начинается с «X», это я точно запомнила, хотя само имя забыла. Теперь у мисс Кук новая прическа, другой цвет волос, да и стиль одежды она изменила. Сначала я ее не узнала, только подумала: «Почему ее лицо кажется мне смутно знакомым?» А потом внезапно все вспомнила. Меня сбили с толку ее крашеные волосы. Я сказала мисс Кук, где ее видела, и она призналась, что была там… но притворилась, что не узнала меня. Снова ложь.
– И что вы обо всем этом думаете?
– Ясно одно: мисс Кук (будем пока называть ее так) приехала в Сент-Мэри-Мид взглянуть на меня… чтобы узнать впоследствии, когда мы встретимся снова…
– К чему ей это?
– Не знаю. Есть две возможности. Боюсь, ни одна из них мне не нравится.
– Как и мне, – вставил профессор Уэнстед и, помолчав, добавил: – Мне очень не по себе от того, что случилось с Элизабет Темпл. Вы успели поговорить с ней?
– Да. Хотела бы вернуться к этому разговору, когда ей станет лучше, и расспросить об убитой девушке. Она когда-то училась в ее школе и собиралась замуж за сына мистера Рэфьела, но свадьба не состоялась. Девушка умерла. Я спросила, как и почему это случилось… Элизабет Темпл произнесла в ответ лишь одно слово: «Любовь». Мне пришло в голову, что речь идет о самоубийстве, но это было убийство. Возможно, убийство из ревности. Нам необходимо найти того, кто совершил преступление. Возможно, мисс Темпл назовет его имя.
– У вас нет других зловещих предположений?
– Право же, по-моему, все, что нам надо, – это одно или несколько случайно оброненных слов. Не вижу причин подозревать кого-либо из экскурсантов в чем-то зловещем, равно как и обитательниц «Старой усадьбы». Но одна из сестер может помнить что-то, сказанное девушкой или Майклом в то время. Клотильда ездила с воспитательницей за границу. Поэтому, возможно, знает о чем-то из того, что происходило во время этих поездок. Помнит какие-то слова, поступки девушки или молодого человека, с которым она познакомилась там. Нечто не имеющее отношения к «Старой усадьбе». Да, очень трудно подобрать ключ к пониманию происходящего, если располагаешь единственной возможностью: расспрашивать людей и выуживать информацию из случайных реплик. Средняя сестра, миссис Глинн, вышла замуж довольно рано и провела большую часть жизни, как я поняла, в Индии и в Африке. Возможно, она слышала что-то от мужа или от его родственников, или же информация поступила к ней какими-то путями, не связанными со «Старой усадьбой», которую, впрочем, она время от времени посещала. Видимо, миссис Глинн знала убитую девушку, но, думаю, не так близко, как ее сестры. Однако это не означает, что миссис Глинн не располагает важными сведениями о девушке. Несколько сумасбродная мисс Антея, кажется, тоже не слишком хорошо знала погибшую, но у нее может быть информация о любовниках – или дружках… А что, если мисс Антея видела девушку с незнакомым молодым человеком? Кстати, сейчас она проходит мимо отеля.
Мисс Марпл, поглощенная беседой с профессором, все же по привычке внимательно наблюдала за происходящим, автоматически отмечая каждого, кто появлялся в ее поле зрения, независимо от того, спешил куда-то этот человек или бесцельно слонялся поблизости.
– Антея Брэдбери-Скотт – вон та дама с большим пакетом. Полагаю, идет на почту. Только что обогнула угол, верно?
– У нее вид полоумной старухи, – заметил профессор Уэнстед. – Растрепанные седые волосы… Похожа на пятидесятилетнюю Офелию.
– Я тоже подумала об Офелии, едва увидела мисс Антею. Господи, если бы я только знала, что теперь делать! Как поступить: остаться здесь, в «Золотом вепре», еще на пару дней или поехать дальше с экскурсией? Да, это все равно что искать иголку в стоге сена. Правда, если порыться хорошенько, обязательно что-нибудь найдешь… даже если при этом поранишь палец.
