6
Когда я стоял и глядел вслед мистеру Паю, двери церкви открылись и оттуда вышел преподобный Калеб Дейн Калтроп. Он рассеянно улыбнулся мне:
— Доброе.., доброе утро, мистер.., э…
Я помог ему:
— Бертон.
— Конечно, конечно. Не думайте, что я вас не узнал — просто имя на минутку выскользнуло из памяти. Чудесный сегодня день.
— Да, — ответил я коротко.
Он посмотрел на меня.
— Но что-то.., что-то случилось. Ах да, это бедное, несчастное дитя, служившее у Симмингтонов. Честно говоря, просто не хочется верить, что в нашей среде есть убийца, мистер.., э-э… Бертон.
— Звучит, действительно, просто фантастически, — сказал я.
Он наклонился ко мне.
— Я узнал, что люди здесь получают анонимные письма. Вы слыхали об этом? К тому же я услышал и о других неприятностях.
— Слыхал.
— Трусость и подлость, — он помолчал, а затем разразился потоком латинских стихов. — Эта цитата из Горация довольно точно подходит сюда, не так ли?
— Исключительно, — ответил я.
Кое-что я узнал, а никого, с кем стоило бы еще поболтать, видно не было, так что я пошел домой. По дороге я заскочил купить табаку и бутылочку шерри, а заодно и узнать, что судит об убийстве «глас народа».
— Какой-нибудь бродяга, — таково было общее мнение. — Знаем мы таких — подойдет к дверям, хнычет и просит милостыню, а как увидит, что девчонка одна в доме, сразу разговор другой. Моя сестра Дора один раз чуть не до смерти перепугалась: пришел какой-то пьяный, продавал книжечки с картинками…
История закончилась тем, как храбрая Дора захлопнула дверь прямо перед носом у этого типа, а сама забаррикадировалась в укрытии, которым оказался — как я догадался по деликатным намекам — туалет. «И там она и сидела, пока не вернулась домой хозяйка».
Вернулся я в «Розмарин» за пару минут до обеда. Джоан неподвижно стояла у окна в гостиной и выглядела так, словно ее мысли были бог весть за сколько миль отсюда.
— Что ты тут делаешь? — спросил я.
— Сама не знаю. Ничего особенного.
Я вышел на веранду. К железному столику были придвинуты два кресла, а на нем стояли два стакана с остатками шерри. На стуле чуть в стороне лежало нечто, на что я загляделся с немым ужасом.
— Господи помилуй, что это?
— Ну, — ответила Джоан, — насколько я понимаю, фотография больного, страдающего маниакально-депрессивным психозом или чем-то в этом роде. Доктор Гриффит считал, что это меня может заинтересовать.
Я с еще большим любопытством посмотрел на снимок. У каждого мужчины свой метод ухаживать за женщинами. Меня лично метод демонстрации меланхоликов, маньяков или параноиков как-то не привлекает.
— Выглядит довольно безотрадно, — заметил я, и Джоан от всей души согласилась со мной. — А как Гриффит?
— Усталый и какой-то ужасно несчастный. Что-то его мучит.
— Меланхолия, которую тебе не удается вылечить?
— Оставь свои шуточки! По-моему, это действительно что-то важное.
— По-моему, так он из-за тебя и мучится. Оставь его в покое, Джоан!
— Да замолчи ты! Не могу, вот и все.
— Вы, женщины, всегда так говорите.
Разозленная Джоан убежала.
Больной с маниакально-депрессивным психозом начал коробиться на солнце и, взяв за уголок, я отнес его в гостиную. Не то чтобы он доставлял мне удовольствие, но я предполагал, что это какой-то экземпляр из коллекции Гриффита.
Наклонившись, я вытащил с нижней полки тяжеленный том, чтобы вложить в него фотографию и выпрямить ее. Это был толстенный сборник каких-то проповедей.
Книга неожиданно легко раскрылась на каком-то месте. В следующее мгновение я понял — почему. Из середины было аккуратно вырезано несколько десятков страниц.
Я стоял с вытаращенными глазами. Потом взглянул на титульный лист. Книга вышла в 1840 году.
Сомневаться не приходилось. Передо мной была книга, из отдельных букв и слов которой были составлены анонимные письма. Кто же вырезал эти страницы?
Ладно, будем рассуждать по порядку: это могла быть Эмили Бартон. Такая мысль каждому пришла бы в голову в первую очередь. Или это могла быть Партридж.
Были тут, однако, и другие возможности. Эти страницы мог вырезать каждый, кто несколько минут оставался в комнате один — скажем, кто-нибудь из гостей, сидевших здесь и ожидавших мисс Эмили. Даже, в конце концов, кто-нибудь, пришедший по делу. Хотя нет, это мало правдоподобно. Я заметил, что, когда однажды ко мне пришел с поручением служащий из банка, Партридж провела его в кабинет. Так, видимо, было принято в этом доме.
А гости? Кто-нибудь из «хорошего общества»? Мистер Пай? Эме Гриффит? Миссис Калтроп?
Прозвенел гонг, и я пошел обедать. После обеда я показал свою находку Джоан, мы обсудили ее со всех возможных точек зрения, и я отнес книгу в полицию.
Встретили они находку с неописуемой радостью, восторженно похлопывая меня по спине за то, что в конце концов было не больше, чем чистой случайностью.
Грейвса не было, но Нэш вызвал его по телефону.
С книги решили снять отпечатки пальцев, хотя Нэш отнесся к этому довольно скептически. Ничего интересного, действительно, не обнаружили. Отпечатки были только мо, и и Партридж, а это, пожалуй, доказывало лишь, что пыль Партридж вытирает аккуратно.
Грейвс вскоре ушел, и мы с Нэшем остались одни. Я спросил, насколько им удалось продвинуться.
— Круг подозреваемых сужается, мистер Бертон. Многих мы уже исключили.
— Ясно, — сказал я, — а кто остается?
— Мисс Джинч. Вчера после обеда она была у одного клиента, с которым договорились встретиться у него дома. А дом этот недалеко от той улицы, где живут Симмингтоны. Она вполне могла проходить мимо них по дороге туда или обратно.., а в тот день, когда покончила с собой миссис Симмингтон, мисс Джинч последний раз работала еще в конторе ее мужа. Мистер Симмингтон предполагал сначала, что она не выходила в тот день из конторы. У него тогда долго сидел Генри Лашингтон, и ему несколько раз приходилось вызывать мисс Джинч к себе. Я однако выяснил, что между тремя и четырьмя она уходила из конторы, чтобы купить на почте марки, которые у них как раз кончились. Можно было послать рассыльного, но мисс Джинч сказала, что у нее болит голова и ей хочется пройтись по свежему воздуху. Отсутствовала она недолго.
— Но достаточно, чтобы попасть под подозрение?
— Да, достаточно долго, чтобы сделать крюк, бросить письмо в ящик и побежать дальше. Не могу, впрочем, найти никого, кто видел бы ее вблизи дома Симмингтона.
— А на нее обратили бы внимание?
— Может быть, да, а может, и нет.
— А кто у вас еще под подозрением? Нэш засмотрелся куда-то в пустоту.
— Вы понимаете, что мы не можем исключить никого — абсолютно никого?
— Разумеется, — сказал я, — с этим я вполне согласен.
Он тяжело проговорил:
— Мисс Гриффит ходила вчера в Брентон на встречу со скаутками. И вернулась довольно поздно.
— Не думаете же вы…
— Нет, не думаю. Но я не знаю. Мисс Гриффит кажется женщиной, кипящей физическим и душевным здоровьем, но, повторяю еще раз, я не знаю.
— А на прошлой неделе? Могла она бросить то письмо в ящик?
— Не исключено. В тот день после обеда она ходила по магазинам, — он помолчал. — То же относится к мисс Эмили Бартон. Вчера вскоре после полудня она вышла за покупками, а неделю назад была в гостях у друзей, живущих на соседней с Симмингтонами улице.
Я недоверчиво помотал головой. Находка в «Розмарине» книги с вырезанными страницами привлекала, разумеется, внимание к владелице виллы, но когда вспомнишь, как мисс Эмили вернулась вчера домой вся сияющая, счастливая и взволнованная…
Черт — взволнованная… Да, взволнованная: щеки у нее порозовели, глаза сияли.., но не потому же.., не потому…
— Неважная у вас профессия, — сказал я сдавленным голосом. — Вы так видите и представляете себе.., всех…
Нэш кивнул.
— Да, невелика радость видеть в своих ближних потенциальных безумцев и преступников, — на мгновенье он умолк, а потом продолжал:
— Есть еще мистер Пай…
— Вы тоже обратили на него внимание?
Нэш усмехнулся.
— Еще как. Очень своеобразный характер.., и не сказал бы, что он мне нравится. Алиби нет: в обоих случаях он был дома в саду — один.
— Значит, вы подозреваете не только женщин?
— Мне лично не верится, что эти письма писал мужчина.., собственно, я уверен в этом, как и Грейвс.., исключая, разумеется, Пая, у которого ненормально женственные черты характера. Но, что касается вчерашнего дня, мы проверяем каждого. Вы же понимаете, речь идет об убийстве. С вами все в порядке, — ухмыльнулся он, — так же, как и с вашей сестрой. Мистер Симмингтон тоже не выходил из своей конторы после того, как пришел туда, а доктор Гриффит был у больного на другом конце города — это я проверил, — он помолчал, снова усмехнулся и сказал:
— Как видите, мы и в самом деле стараемся.
Я, помедлив, спросил:
— Значит, круг сузился до трех человек? Мистер Пай, мисс Гриффит и наша мисс Эмили?
— Да нет, есть еще пара человек в запасе — между прочим и миссис Калтроп.
— Неужели вам и она пришла в голову?
— Мы приняли во внимание каждого. Миссис Калтроп чересчур явно чудаковата, если вы понимаете, что я хочу сказать, но исключить мы не можем и ее. Вчера после полудня она была в лесу, слушала птиц — вот только птицы не могут подтвердить это.
Он быстро обернулся, потому что в комнату вошел Оуэн Гриффит.
— Добрый день, инспектор. Я слышал, что вы меня искали. Что-нибудь срочное?
— Предварительное слушание дела будет в пятницу, если это устраивает вас, доктор.
— Ладно. Сегодня вечером проведем вместе с Морсби вскрытие.
— И еще одно, доктор. Миссис Симмингтон принимала какие-то порошки, которые вы ей приписали…
Нэш замолчал.
— Да, ну и что?
— Если бы она приняла слишком большую дозу, это могло быть смертельным?
— Ни в коем случае, — сухо ответил Гриффит, — разве что приняла бы штук двадцать пять сразу.
— Однако вы когда-то предупреждали ее, чтобы она не смела превышать установленную дозу. По крайней мере, так мне сказала мисс Холланд.
— Говорил, это правда. Миссис Симмингтон принадлежала к пациенткам, любящим злоупотреблять лекарствами — думают, что, если примут двойную дозу, так им вдвое больше и поможет. А врач этого не должен допускать — даже лишняя таблетка аспирина вредит сердцу. Впрочем, нет ведь никаких сомнений в том, что вызвало смерть, — это был цианистый калий.
— Я знаю — но вы не поняли меня, доктор. Я думал о том, что, приди мне в голову совершить самоубийство, я выбрал бы большую дозу снотворного, а не, скажем, мышьяк.
— Само собою. Хотя, с другой стороны, мышьяк драматичнее и действует гарантированно. Если взять, например, барбитураты, то, взявшись за дело вовремя, самоубийцу можно спасти.
— Понятно. Спасибо, доктор.
Гриффит ушел, и я тоже распрощался с Нэшем и зашагал домой. Джоан дома не было — никаких ее следов, только в блокноте у телефона было нацарапано загадочное послание, адресованное то ли мне, то ли мисс Партридж:
«Больше не могу ждать. Если позвонит доктор Гриффит, скажите ему, что у меня будет время в среду или четверг».
Я удивленно поднял брови и отправился в гостиную. Выбрав самое удобное из кресел (уж очень удобным не назовешь ни одно из них: все с закругленными спинками и помнят еще времена старой миссис Бартон), я устроился поуютнее и попытался снова продумать все с самого начала.
С внезапной досадой я вспомнил, что приход Оуэна прервал мой разговор с инспектором и что Нэш упомянул как раз перед этим еще о паре людей, как о подозреваемых.
Хотел бы я знать, кого он имел в виду.
Одним из этих людей могла быть мисс Партридж. Книга с вырванными страницами была, как — никак, найдена здесь в доме. А Агнес, которой и в голову бы не пришло ее заподозрить, могла быть убита как раз своей доброй советчицей. Нет, Партридж из круга подозреваемых исключать нельзя.
Но кто второй?
Может быть, кто-то, с кем я незнаком? Миссис Клит, которую все здесь терпеть не могут и подозревают в занятиях черной магией?
Я закрыл глаза и представил в своем воображении поочередно каждого из четырех так непохожих друг на друга людей. Может быть, это застенчивая, хрупкая, крохотная Эмили Бартон? Что говорит против нее? Невеселая жизнь, проведенная с раннего детства в послушании и самоотречении? Избыток жертв, которую от нее требовали? Ее панический страх перед разговорами обо всем, что «некрасиво и неприлично»? Может, это признак того, что в душе она выбирает именно такие темы? Кажется, я становлюсь заправским фрейдистом. Я вспомнил, как один врач рассказывал мне, что можно услышать от сентиментальных старых дев, когда они начинают приходить в себя после наркоза:
— Ты бы только услышал! Никогда бы не подумал, что они вообще могут знать такие слова!
Эме Гриффит?
Она определенно не из людей с комплексами и «внутренними запретами». Веселая, бодрая, немного мужеподобная. Живет интенсивной, полной жизнью. И все-таки миссис Калтроп сказала о ней: «Бедняжка!»
Было тут еще что-то.., какое-то воспоминание. А, вот оно. Оуэн Гриффит сказал когда-то что-то вроде: там, на севере, где у меня была раньше практика, тоже ходили анонимные письма.
Может, и тогда это было делом рук Эме Гриффит? Да нет, это случайность. Случайность, что анонимки дважды появлялись там, где она жила.
Стоп — ведь автора этих писем тогда нашли. Это была какая-то школьница. Гриффит же говорил об этом.
Мне внезапно стало холодно — наверное, сквозняк из окна. Я завертелся в неудобном кресле. Почему это вдруг мне стало так не по себе?
Будем рассуждать дальше… Эме Гриффит? Что, если это была Эме, а не та школьница? Что, если Эме тогда еще начала свои штучки? И Оуэн Гриффит потому и выглядел таким несчастным и измученным. Он что-то подозревал. Да, подозревал…
Мистер Пай? Тоже не слишком милый человек. Я вполне мог себе представить, как он со своей усмешечкой проводит все эти рейды…
А эта записка в блокноте у телефона — почему я все время о ней думаю? Гриффит и Джоан — он влюбился в нее, но записка не выходит у меня из головы не поэтому. Тут что-то другое…
Кресло словно бы начало покачиваться, глаза слипались. Я, как идиот, повторял:
— Нет дыма без огня… Нет дыма без огня… Вот оно.., все связано друг с другом…
А потом я шел по улице с Миген. Мимо нас прошла Элси Холланд. На ней было белое подвенечное платье с фатою, и люди шептались: «Наконец-то она выходит за доктора Гриффита. Они ведь уже много лет были обручены…»
Потом все мы очутились в церкви, где каноник Калтроп служил католическую мессу.
Посреди обряда вдруг откуда-то появилась миссис Калтроп и энергично выкрикнула: «Этому надо положить конец, говорю вам. Этому надо положить конец!»
Несколько мгновений я не мог понять — сплю я или бодрствую. Потом в голове прояснилось и я понял, что сижу в кресле на вилле «Розмарин», а миссис Калтроп, вошедшая через французское окно, стоит передо мной и быстро, нервно повторяет:
— Говорю вам, этому надо положить конец!
Я вскочил.
— Прошу прощения. Боюсь, что я вздремнул. О чем вы говорите?
Миссис Калтроп с силой ударила кулачком по ладони другой руки.
— Этому надо положить конец! Анонимки! Убийство! Нельзя продолжать спокойно жить дальше, когда ни в чем неповинных детей вроде Агнес Уодл убивают!
— Согласен, — сказал я. — Но как мы можем этому помешать? Что вы предлагаете?
— Надо что-то сделать! — крикнула миссис Калтроп. Я улыбнулся, может быть чуть — чуть свысока:
— А что, по-вашему, мы должны сделать?
— Выяснить как-то все это! Недавно я говорила вам, что наш городок неспособен на преступление. Я ошибалась. Способен!
Я почувствовал досаду.
— Разумеется, — сказал я не то чтобы с преувеличенной вежливостью. — Но что вы хотите сделать?
— Само собою, покончить с этим.
— Полиция делает все, что может.
— Наверное, не все, если вчера смогли убить Агнес!
— Вы можете предложить что-то лучше?
— Я-то не могу. Понятия не имею, потому и хочу пригласить знатока.
Я покачал головой.
— Ничего не выйдет. Скотланд Ярд возьмет дело, только если его попросит об этом начальник полиции графства. И они послали нам уже Грейвса.
— Я имела в виду знатока иного сорта. Не эксперта, который разбирается в анонимных письмах и убийствах. Я имею в виду человека, разбирающегося в людях. Что вы на это скажете? Нам нужен кто-то, знающий все о человеческой злобе.
Выглядело все это исключительно странно, но какая-то крупица правды тут была.
Прежде чем я успел что — либо ответить, миссис Калтроп, кивнув мне, конфиденциально прошептала:
— Я как раз иду уладить это, — и вышла.
Следующая неделя, как мне кажется, была самой странной в моей жизни. У меня было ощущение, что все это какой-то кошмарный сон без следов реальности.
На предварительном слушании дела о смерти Агнес Уодл был весь Лимсток. Никаких новых фактов не выяснилось и единственно возможное решение гласило: «Убита неизвестным преступником или преступниками».
Потом маленькая, бедная Агнес Уодл, на мгновенье очутившаяся в центре всеобщего внимания, была похоронена на спокойном старом кладбище, и жизнь в Лимстоке потекла по-прежнему.
Хотя нет, это не правда. Не по-прежнему…
Во всех, пожалуй, глазах появился отчасти испуганный, отчасти жадный до сенсаций блеск. Сосед искоса наблюдал за соседом. В суде ясно доказано было по крайней мере одно: практически невозможно, чтобы Агнес Уодл была убита кем-то чужим. Во всей окрестности не было замечено никаких бродяг или незнакомцев. Следовательно, где-то в Лимстоке жил человек, прогуливавшийся по Хай — стрит, делавший покупки, спокойно проводивший день — и имевший на совести беззащитную девушку, которой он разбил голову, а потом вонзил до самого мозга острие вертела.
И никто не подозревал, кто же это.
Как я уже сказал, дни проходили каким-то кошмарным сном. Каждого, с кем я встречался, я видел теперь в совершенно новом свете: а что, если это убийца? Ощущение, надо сказать, не из приятных!
Вечер за вечером мы с Джоан сидели за опущенными шторами, спорили, строили догадки, перебирали по очереди самые разнообразные возможности, чувствуя в душе, что все это лишь бесцельное фантазирование.
Джоан твердо держалась своей теории с мистером Паем в главной роли, а я после некоторых колебаний вернулся к тому, с чего начал: наиболее подозрительной мне казалась мисс Джинч. Но мы снова перебирали имена:
Мистер Пай?
Мисс Джинч?
Эме Гриффит?
Миссис Калтроп?
Эмили Бартон?
Партридж?
И все это время мы, полные опасений, нервно ожидали, что что-то произойдет.
Ничего, однако, не происходило. Насколько нам было известно, анонимных писем никто больше не получал. Инспектор Нэш регулярно появлялся на улицах городка, но что он там делает и какие шаги предпринимает полиция, я понятия не имел. Грейвс снова уехал.
К нам на чай приходила мисс Бартон, а на обед Миген. Оуэн Гриффит посещал своих пациентов. Мы сами были в гостях у мистера Пая и пили у него шерри. И еще приглашены на чай к священнику.
Я был рад, что боевое настроение, которое проявила миссис Калтроп при нашей последней встрече, у нее уже прошло. Похоже, что она успела совершенно забыть обо всем. Сейчас она как будто сосредоточила все внимание на борьбе с боярышницами, уничтожавшими у нее цветы и капусту.
Вечер в доме у священника принадлежал к самым спокойным часам, которые у меня были за последнее время. Дом — любопытная, старинная постройка, и гостиная в нем большая и уютная, с выцветшими розовыми обоями. У Калтропов была как раз гостья — милая пожилая дама, непрерывно вязавшая что-то из белой ангорской шерсти. К чаю подали теплые, ароматные лепешки, спустился к нам и сам каноник. Он улыбался нам, как солнышко, разговор шел мирный и культурный — было действительно приятно. Не хочу этим сказать, что мы не говорили об убийстве — скорее как раз наоборот.
Мисс Марпл, гостья Калтропов, естественно, была живо заинтересована нашими событиями. Она лишь проговорил извиняющимся тоном:
— Знаете ли в деревне так мало тем для разговоров.
Ей казалось, что убитая Агнес была, как две капли воды, похожа на ее собственную служанку Эдит. — Такая милая девочка и очень старательная, только иногда немного нерасторопная: никак не может понять, что от нее хотят.
Был у мисс Марпл и двоюродный брат, а у его племянницы золовка, тоже получившая когда-то анонимное письмо, так что и эта проблема оказалась для симпатичной старушки исключительно занимательной.
— Но скажите мне, золото мое, — обратилась она к миссис Калтроп, — что обо всем этом говорят люди здесь в Лимстоке? Что они думают?
— В основном подозревают миссис Клит, — сказала Джоан.
— О нет, — возразила миссис Калтроп, — уже нет. Мисс Марпл спросила, кто эта миссис Клит.
— Местная колдунья, — ответила Джоан. Каноник пробормотал какую-то длинную латинскую цитата — что-то о дьявольском происхождении волшебства и чар — которую все мы выслушали молча и с почтением, хотя почти ничего не поняли.
— Это дурочка, — сказала миссис Калтроп, — которой хочется быть на виду. Ходит в полнолуние, собирает всякие травы и старается, чтобы об этом знал весь Лимсток.
— А глупые гусыни бегают к ней за советами, так ведь? — заметила мисс Марпл.
Я понял, что каноник собирается угостить нас новой латинской цитатой, и поскорее спросил:
— А почему это ее не стали подозревать в убийстве? Все ведь думали, что анонимки — ее работа!
Мисс Марпл ответила мгновенно:
— Но ведь, как мне говорили, эта девушка была убита вертелом! Отвратительно! Но это, конечно, ставит миссис Клит вне всяких подозрений. Ведь она, если бы захотела, могла заколдовать Агнес и та, захирев, умерла бы естественной смертью!
— Удивительно, до чего живучи старинные суеверия, — проговорил священник. — Еще во времена раннего христианства различные местные поверья мудро включались в рамки учения церкви, а их наиболее дикие формы постепенно искоренялись.
— Нам приходится иметь дело не с поверьями, а с фактами, — сказала миссис Калтроп.
— И очень неприятными фактами, — добавил я.
— Хорошо сказано, мистер Бертон, — обернулась ко мне мисс Марпл. — Простите, если я, быть может, вмешиваюсь не в свое дело. Вы здесь человек чужой и в то же время хорошо знающий жизнь. Мне кажется, что именно вы должны найти решение этой загадки.
Я засмеялся.
— На самое лучшее решение я напал во сне. Там все сходилось как нельзя лучше. Беда только, что когда я проснулся, от него осталась сплошная чушь.
— Занимательно! Расскажите же, что вам снилось!
— Ну, началось все с дурацкой фразы: «Нет дыма без огня!» Люди здесь повторяют ее до омерзения. Потом она связалась у меня с военным термином. Дымовая завеса, клочок бумаги, записка в блокноте у телефона — нет, это уже был новый сон.
— А что он из себя представлял?
Я подумал, что судя по любопытству в ее голосе, старушка должна быть тайной, но страстной поклонницей Египетского сонника, в который так часто заглядывала моя старая нянюшка.
— Снилось, что Элси Холланд — знаете, гувернантка мальчиков Симмингтона — выходит замуж за доктора Гриффита, каноник служил при этом католическую мессу («Попался, дорогой!» — прошептала миссис Калтроп мужу), а потом появилась миссис Калтроп, запретила дальнейшие обряды и потребовала, чтобы всему этому был положен конец. Часть этого сна, — добавил я с улыбкой, — оказалась правдой. Я проснулся и увидел, что вы стоите возле меня и действительно говорите об этом.
— И это была святая правда, — заявила миссис Калтроп, но на сей раз, что я с удовлетворением констатировала, мирно, как овечка.
— А что это была за записка у телефона? — спросила, хмуря брови, мисс Марпл.
— Простите, тут я напутал. Это не было во сне, а как раз перед ним. Я проходил через холл и заметил записку, которую Джоан оставила на случай, если ей будут звонить.
Мисс Марпл наклонилась вперед, на щеках ее выступили розовые пятна.
— Вы меня будете считать очень назойливой и очень невоспитанной, если я спрошу, что это была за записка? — она взглянула на Джоан. — От всей души прошу у вас прощения, дитя мое.
Джоан все это необычайно забавляло.
— Ну что вы, не стоит, — успокоила она старушку, — Я, правда, сама уже не припомню ни единого слова, но Джерри это, может быть, удастся. По-моему, ничего особенного там не было.
Я с важным лицом постарался, как мог, дословно повторить текст записки и был необычайно удивлен вниманием, с которым меня слушала мисс Марпл.
Я думал, что такая будничная записка разочарует ее, но, подозревая, быть может, в ней завязку сентиментального любовного романа, она кивала головой, улыбалась и явно была довольна.
— Понимаю, — сказала она. — Что-то подобное там и должно было быть.
Пару мгновений она задумчиво смотрела на меня, а потом произнесла нечто совершенно неожиданное:
— Я вижу, что вы очень умный молодой человек — только недостаточно верите в себя. А следовало бы!
Джоан фыркнула.
— Ради бога, никогда больше не говорите ему этого! Он и так слишком высокого мнения о себе!
— Успокойся, Джоан, — сказал я укоризненно. — Одна только мисс Марпл меня и понимает!
Старушка вновь взяла в руки свое вязанье.
— Видите ли, — сказала она задумчиво, — успешное убийство очень похоже на ловко проведенный фокус!
— Ловкость рук обманывает взгляд?
— Не только это. Нужно привлечь внимание зрителей к какой-то другой вещи и другому месту — пустить их по ложному следу.
— Понимаю, — заметил я, — быть может и в нашем случае все мы ищем безумца, а это как раз и есть ложный след.
— Я бы лично, — сказала мисс Марпл, — поискала кого-то совершенно нормального.
— Да, — задумался я, — нечто подобное говорил и Нэш. Припоминаю, что он даже уточнил, что этот человек должен принадлежать к хорошему обществу.
— Разумеется, — согласилась мисс Марпл. — Это очень и очень верно.
— Глядите-ка, наконец-то все мы начали в чем-то соглашаться.
— Нэш считает, — обратился я к миссис Калтроп, — что анонимные письма будут продолжать приходить. А вы как думаете?
— Возможно, — ответила она, подумав. — Думаю, что да.
— Если полиция считает, что письма должны приходить, — значит, придут, — сказала мисс Марпл.
Я чуть резковато спросил у миссис Калтроп:
— Вам по-прежнему жаль человека, который их пишет?
Она покраснела.
— А почему бы и нет?
— Я с тобой не согласна, золотая моя, — сказала мисс Марпл. — В данном случае нет.
Я чуть не взорвался:
— Эти письма довели женщину до самоубийства и причинили массу горя и страдания.
— Вы тоже получили такую анонимку, мисс Бертон? — спросила старушка у Джоан.
Джоан засмеялась:
— О да! И были в ней худшие вещи, какие только можно придумать!
— Похоже, что автор особо взял на прицел молодых и красивых людей, — сказала мисс Марпл.
— Вот почему мне и странно, что Элси Холланд не получила ни одной анонимки, — заметил я.
— Погодите, — спросила мисс Марпл, — эта Элси Холланд, о которой вы говорите, мистер Бертон, — это не гувернантка Симмингтонов?
— Да.
— Может, все-таки получила, только не хочет признаться, — сказала Джоан.
— Нет, — стоял я на своем, — я ей верю. И Нэш тоже.
— Ну-ну, — сказала мисс Марпл, — становится горячо. Это любопытная вещь, которую я пока что услышала.
По дороге домой Джоан заметила мне, что не стоило повторять догадку Нэша о том, что анонимки будут продолжать приходить и дальше.
— Почему бы это?
— А вдруг это как раз и есть миссис Калтроп?
— Ну, ты же и сама в это не веришь!
— Не знаю, не знаю. Странная женщина.
Мы снова начали перебирать одну возможность за другой.
Через два дня вечером я возвращался на машине из Эксхемптона. Я там поужинал и только после этого отправился в путь, так что, прежде чем доехал до Лимстока, совсем стемнело.
У машины было что-то не в порядке с фарами, я сбавил скорость, еще раз попытался включить их, а потом все-таки остановился и вылез из машины посмотреть, в чем дело. Провозившись несколько минут, я все же исправил повреждение.
На дороге было совершенно пусто. Желающих прогуливаться после наступления темноты сейчас в Лимстоке не было. Передо мною виднелись уже первые дома — и среди них уродливое здание Женского союза с высоким щипцом крыши. Оно вырисовывалось передо мною в слабом свете звезд, и что-то потянуло меня заглянуть туда. Не знаю даже, заметил ли я неясные очертания фигуры, проскользнувшей через ворота, — если да, то это было только неопределенное, подсознательное ощущение. Тем не менее я почувствовал непреодолимое любопытство и желание присмотреться к этому дому поближе.
Ворота были приоткрыты, и я вошел во двор. К дверям вела короткая дорожка и четыре ступеньки.
На мгновенье я остановился в растерянности. Что мне, собственно, нужно здесь? Я и сам не знал. Потом внезапно где-то совсем близко я услышал шорох. Словно бы зашелестело женское платье.
Я быстро завернул за угол, откуда донесся шорох.
Никого не было видно. Пройдя дальше, я свернул еще за один угол и оказался уже за домом. В каком-то метре передо мной было открытое окно.
Я подкрался к окну и прислушался. Ни единого звука, но я готов был дать голову на отсечение, что внутри кто-то есть.
Спина моя еще не позволяла проделывать акробатические номера, но взобраться на подоконник и спрыгнуть внутрь мне все же удалось. К несчастью — не совсем бесшумно.
Я стоял внутри дома у окна и прислушивался. Потом, нащупывая дорогу руками, двинулся вперед. Справа от меня послышался какой-то слабенький звук.
В кармане у меня был фонарик, и я включил его. В то же мгновенье негромкий строгий голос приказал мне: «Выключите!» Я послушался без колебаний, потому что в то же мгновение узнал инспектора Нэша.
Я почувствовал как он берет меня за руку и тащит к дверям в коридор. В коридоре не было окон, которые могли выдать наше присутствие кому-нибудь снаружи, так что он сам зажег фонарик и посмотрел на меня скорее огорченно, чем сердито.
— Вам бы все брать штурмом, мистер Бертон.
— Не сердитесь, — извинился я. — У меня почему-то было ощущение, что здесь что-то должно случиться.
— Может и случилось бы. Вы кого-нибудь видели?
Я заколебался.
— Твердо не могу сказать, — ответил я наконец. — У меня было неясное ощущение, что кто-то проскользнул через ворота, но сказать, что я кого-то действительно видел, не могу. А потом мне послышался шорох за домом.
Нэш кивнул.
— Правильно. Кто-то обходил дом за минуту до вас. Он — или она — мгновенье постоял за окном, а потом быстро отошел.., видимо, услышав вас.
Я снова извинился и спросил:
— А что привело сюда вас?
Нэш ответил:
— Делаю ставку на то, что автор анонимок не может уже перестать их писать. Он, конечно, знает, что это опасно, но ничего не может с собою поделать. Его тянет к этому, как другого к алкоголю или наркотикам.
Я согласился с ним.
— И понимаете, мистер Бертон, кто бы там ни писал эти письма, он постарается, чтобы они как можно меньше отличались от прежних. Страницы, вырезанные из старой книги, у него есть, так что текст составить он может. А вот с адресами на конвертах — дело хуже. Писать их на другой машинке или от руки было бы рискованно.
— Вы все-таки думаете, что он и теперь не откажется от своей игры? — спросил я недоверчиво.
— Думаю и готов на что угодно держать пари, что он заранее уверен в успехе. Самонадеянности у таких людей хоть отбавляй! Вот я и решил, что как-нибудь вечерком явится этот кто-то в Женский союз, чтобы напечатать адрес именно на этой машинке.
— Мисс Джинч, — сказал я.
— Возможно.
— Вы все еще не знаете?
— Не знаю.
— Но подозреваете?
— Да. Только этот кто-то — стреляный воробей, мистер Бертон. Знает все финты.
Я вполне мог себе представить, какую паутину растянул Нэш. У меня не было ни малейших сомнений, что каждое письмо, написанное подозреваемыми — будь оно послано по почте или брошено прямо в ящик — немедленно просматривается. Рано или поздно преступник сделает неосторожный шаг или споткнется.
Я в третий раз извинился за то, что помешал ему своим излишним рвением.
— Что ж, — с философским спокойствием ответил Нэш, — теперь уже ничего не поделаешь. На следующий раз повезет больше.
Он вышел наружу в ночь. У моей машины стоял какой-то расплывчатый силуэт. К удивлению, я узнал Миген.
— Хелло, — отозвалась она. — Мне так и казалось, что это ваша машина. Что вы тут делаете?
— Гораздо любопытней, что здесь делаете вы? — отпарировал я.
— Вышла на прогулку. Я люблю гулять ночью — никто не останавливает и не начинает болтать всякие глупости. Я люблю глядеть на звезды, и так хорошо пахнет кругом, и все в темноте такое таинственное!
— Предположим, — сказал я. — Но по ночам на прогулки выходят только коты и колдуньи. Будет вам дома нагоняй.
— Какой там нагоняй! Очень им надо, где я и что я делаю.
— А как вы себя чувствуете? — спросил я.
— Нормально.
— Мисс Холланд заботится о вас? Дом ведь сейчас ведет она?
— Элси прелесть. Старается, из кожи вон лезет — прямо как идиотка.
— Сказано не слишком вежливо, но, пожалуй, метко. Садитесь — я отвезу вас домой.
То, что отсутствие Миген никто не заметил, было не совсем верно. Когда мы подъехали к дому, Симмингтон стоял на ступеньках. Он пристально посмотрел на нас.
— Это ты, Миген?
— Да, — ответил я. — Приехала со мною.
— Нельзя уходить просто так, Миген, — резко проговорил Симмингтон, — никому не сказав ни слова. Мисс Холланд уже начала беспокоиться о тебе.
Миген что-то пробормотала и вошла в дом. Симмингтон вздохнул:
— Взрослая девушка без материнского присмотра — немалая ответственность! А для того, чтобы снова послать ее в какую-нибудь школу, она уже, пожалуй, великовата!
Он подозрительно посмотрел на меня.
— Вы пригласили ее с собой на прогулку?
Я решил, что лучше будет оставить его при этом убеждении.
