Глава 12

— Эй, барышня! Да-да, вы! Подите-ка сюда!

Люси удивленно оглянулась. Мистер Крэкенторп энергично манил ее к себе, стоя у полуоткрытой двери.

— Я вам зачем-то понадобилась, мистер Крэкенторп?

— Слишком много говорите! Идите сюда!

Люси покорно подошла. Старик схватил ее за руку и, втянув в комнату, закрыл дверь.

— Хочу вам что-то показать, — сказал он. Люси огляделась. Небольшая комната, очевидно, предназначалась под кабинет, но уже давно не использовалась по назначению. На письменном столе лежал ворох покрывшихся пылью бумаг, по углам с потолка гирляндами свисала паутина. Воздух был сырым и затхлым.

— Вы хотите, чтобы я тут прибралась? — спросила Люси.

Старик яростно затряс головой.

— Ни в коем случае! Я держу эту комнату запертой. Эмма давно норовит навести порядок, но я ей запретил. Это моя комната. Видите те камни? Это геологические образцы.

Образцы горной породы, частью отшлифованные, частью не обработанные вовсе — кусков двенадцать — четырнадцать — тоже были покрыты пылью.

— Красиво, — вежливо сказала Люси. — Очень интересно.

— Вы совершенно правы! Интересно. Вы умная девушка. Я эти камни не всем показываю. Я вам еще кое-что покажу.

— Мистер Крэкенторп, вы очень любезны, но у меня много дел. Шесть человек в доме…

— …И так уплетают за обе щеки, что скоро пустят меня по миру! Как приедут — только и делают что едят! И никто не подумает, чтобы заплатить за угощенье. Пиявки! Только и ждут моей смерти. Ну да я пока умирать не собираюсь. Пусть не надеются. Я куда крепче, чем думает Эмма.

— Я в этом даже не сомневаюсь.

— Я еще хоть куда! Это Эмма считает меня дряхлым стариком. Но вы ведь не считаете меня таким уж старым, правда?

— Конечно нет, — заверила его Люси.

— Умница! Взгляните-ка сюда!

Он показал на висевшую на стене схему, выцветшую от времени. Это был рисунок генеалогического древа. Некоторые надписи были сделаны так мелко, что без увеличительного стекла их было не разобрать. Однако часть имен была выведена горделивыми крупными буквами, и над ними красовалось изображение короны.

— Родословная восходит к королям, — важно сообщил мистер Крэкенторп. — Это фамильное древо моей матери. Не отца! Отец — тот просто выскочка из низов! Никакого образования. Он меня не любил. Знал, что я выше его на голову. Я — в материнскую породу. У меня врожденное чувство прекрасного, я всегда тянулся к искусству, к классической скульптуре. А отец мой в этом ничего не смыслил… Старый дурак! Матери я не помню — мне было два года, когда она умерла. Она была последней в роду. Имущество их пошло с молотка, вот она и вышла замуж за моего отца. Нет, вы только посмотрите на родословную! Эдвард Исповедник… Этельрод Неразумный…[22] — все тут! Это еще до прихода норманнов. Представляете? Ну что — впечатляет?

— Очень. Просто нет слов.

— Погодите, я покажу вам кое-что еще. — Через всю комнату он повел ее к огромному дубовому шкафу. Люси была неприятно удивлена тем, как крепко его пальцы сжимали ее локоть. Сейчас в мистере Крэкенторпе не было и следа старческой слабости. — Этот шкаф из Лашингтона — откуда родом моя мать. Сохранился со времен Елизаветы Первой. Чтобы его сдвинуть, нужно позвать не меньше четырех дюжих молодцов. Ни за что не догадаетесь, что я в нем храню! Ну, охота небось посмотреть?

— Если можно! — вежливо отозвалась Люси.

— Любопытно, да? Все женщины любопытны. — Он вынул из кармана ключи, открыл нижнюю дверцу и извлек наружу металлический сейф. Вполне современный. Сейф он тоже открыл ключом.

— Минутку, моя дорогая, немного терпения! Ну, знаете, что это такое? — Он вынул небольшой, завернутый в бумагу цилиндрик и развернул обертку. На его ладонь посыпались золотые монеты.

— Вот так, юная леди! Можете их потрогать и даже подержать! Знаете, что это? Бьюсь об заклад, не знаете! Добрые старые золотые соверены. Те, что были в ходу, пока не появились теперешние никчемные засаленные бумажонки. Эти монетки я давно собираю. Тут у меня много чего припрятано. Впрок. Эмма ничего об этом не знает… Никто не знает. Это наш с вами секрет. Понимаете? А знаете, почему я все это вам показываю?

— Почему?

— Потому что не желаю, чтобы вы считали меня больным, ни на что не годным стариком. Есть еще порох в пороховницах! Жена моя давно умерла. Вечно во всем мне перечила. Не нравились ей имена, которые я дал детям. Истинно саксонские note 23 имена.., и на родословную ей было наплевать… Я, впрочем, всегда пропускал мимо ушей то, что она говорила, а она — робкая душонка — не умела настоять на своем. Не то что вы — вы девица с норовом, огонь! И к тому же на вас приятно посмотреть. Мой вам совет: не связывайтесь с молокососами. У них ведь одна пустота в голове. А надо и о своем будущем позаботиться. Вот погодите… — Его пальцы сильнее сжали руку Люси, и он нагнулся к ее уху. — Я ничего больше не скажу. А вы погодите… Мои балбесы думают, что я скоро умру. Как же! Еще всех их переживу! И тогда мы еще посмотрим. Да уж, тогда посмотрим! У Харольда детей нет. Седрик и Альфред — холостяки. Эмма… Ну ей теперь уже замуж не выйти. Она, правда, неравнодушна к Куимперу… Но Куимперу и в голову не придет жениться на ней. Конечно, остается Александр… М-да, я, знаете ли.., люблю Александра… Да, вот в чем штука.., люблю я этого сорванца.

Он помолчал, потом, насупившись, спросил:

— Ну, барышня, что скажете? Обо всем этом, а?

— Мисс Айлсбэрроу… — донесся сквозь закрытую дверь голос Эммы.

Люси обрадовалась, что можно наконец сбежать.

— Меня зовет мисс Крэкенторп, — сказала она. — Я должна идти. Большое спасибо, что вы мне оказали доверие…

— Не забывайте.., про наш секрет…

— Не забуду, — пообещала Люси и выскользнула из кабинета, не очень поняв, что это было: стариковское бахвальство или завуалированное предложение.

 

Дермут Креддок сидел в своем кабинете в Новом Скотленд-Ярде. Опершись локтем о письменный стол и поддерживая телефонную трубку плечом, он беседовал со своим парижским коллегой. Разговор шел на французском, которым Креддок владел очень неплохо.

— Это всего лишь предположение, — сказал он.

— Но, безусловно, стоящее, — донеслось из трубки. — Я уже распорядился навести справки в театральных кругах. Мой агент сообщает, что у него есть две-три обнадеживающие зацепки. Те актрисы, у которых нет какой-никакой семьи или любовника, довольно часто подолгу отсутствуют. Исчезновение какой-нибудь статистки никого не беспокоит: то ли она отправилась в турне, то ли укатила с новым обожателем. Никому нет дела до ее проблем. Очень жаль, что по присланной вами фотографии опознать эту женщину довольно затруднительно. Черты лица сильно искажены. Ну еще бы, такая смерть… Но тут уж ничего не поделаешь… Пойду сейчас проверю последние сообщения моих агентов. Может быть, что-нибудь появилось…

В тот момент, когда Креддок любезно прощался со своим французским коллегой, ему на стол положили записку.

«Мисс Эмма Крэкенторп хотела бы видеть инспектора криминальной полиции Креддока по поводу дела, расследуемого в Резерфорд-Холле».

Креддок положил трубку.

— Пригласите мисс Крэкенторп.

Итак, значит, он не ошибся. Эмма Крэкенторп что-то знала, может быть, что-то совсем незначительное, но знала. И решила рассказать ему.

Когда она вошла, Креддок встал, пожал ей руку и предложил сесть. От сигареты она отказалась. Возникла неловкая пауза. Инспектор решил, что она не знает, как лучше начать, и решил ей помочь.

— Мисс Крэкенторп, — Креддок чуть наклонился вперед, — вы пришли, чтобы мне что-то рассказать? Верно? Вы чем-то обеспокоены, не так ли? Возможно, это пустяк, который, на ваш взгляд, не имеет ничего общего с расследованием, но тем не менее вы в этом не совсем уверены. Или это как-то связано с опознанием убитой? Вам кажется, что вы знаете, кто она?

— Нет-нет, не совсем так! То есть это настолько маловероятно… Но…

— Но все-таки это вас беспокоит. Лучше расскажите все как есть. И я попробую рассеять ваши сомнения.

Немного помолчав, Эмма сказала:

— Вы видели только трех моих братьев. А у меня был еще один, Эдмунд, его убили на войне. Незадолго до этого он написал мне из Франции. — Она открыла сумку и вынула письмо, пожелтевшее от времени и потертое. — «Я надеюсь, — прочла она вслух, — что эта новость не сразит тебя наповал, сестричка. Дело в том, что я женюсь.., на француженке. Все произошло совершенно неожиданно, тем не менее я уверен, ты полюбишь Мартину и позаботишься о ней, если со мной что-нибудь случится. Подробнее напишу обо всем в следующем письме. К тому времени я уже буду женат. Сообщи, пожалуйста, об этом нашему старику, ладно? Только поаккуратнее, он ведь наверняка разбушуется».

Инспектор протянул руку. Мгновение поколебавшись, Эмма отдала письмо.

— А через два дня, — продолжила она, — пришло сообщение, что Эдмунд «пропал без вести, вероятно, убит». Чуть позже мы получили извещение о его смерти. Как раз перед событиями в Дюнкерке…[24] в самый разгар паники и неразберихи. Никаких документов о регистрации брака в армейских архивах, насколько я могла выяснить, не сохранилось. Но, повторяю, в ужасном хаосе того времени свидетельство могло и затеряться. От самой девушки никаких известий тоже не было. После войны я пыталась навести о ней справки, но мне ничего не было известно, кроме ее имени. Эта часть Франции была оккупирована немцами, многие архивы вообще были уничтожены, и выяснить что-нибудь, не имея никаких данных, даже фамилии, было невозможно. В конце концов я решила, что свадьба так и не состоялась и девушка Эдмунда, возможно, вышла замуж за кого-то другого или погибла во время боевых действий.

Инспектор Креддок кивнул.

— Представьте себе мое удивление, — продолжала Эмма, — когда около месяца назад вдруг получаю письмо, а внизу подпись — Мартина Крэкенторп.

— У вас оно с собой?

Вынув письмо из сумки, Эмма протянула его инспектору. Креддок с интересом его прочитал.

Письмо было написано по-французски, уверенным почерком образованного человека.

 

«Дорогая мадемуазель.

Надеюсь, Вы будете не очень изумлены, получив это письмо. Я даже не знаю, успел ли Ваш брат Эдмунд известить Вас о том, что мы поженились. Мне он говорил, что собирается. Эдмунд был убит буквально через несколько дней после свадьбы, а деревню нашу тогда же оккупировали немцы. Когда война кончилась, я решила, что мне не стоит писать Вам или пытаться встретиться, хотя Эдмунду я обещала это сделать. Потом жизнь у меня как-то наладилась, и я не стала Вас беспокоить. Однако теперь обстоятельства изменились. Пишу это письмо только ради сына. Видите ли, его отец — ваш брат, а я.., я больше не в состоянии обеспечить ему должные условия. В начале следующей недели я буду в Англии. Сообщите, пожалуйста, могу ли я увидеться с Вами. Мой адрес: Элверс Крэсент 126, 10. Смею надеяться, что это письмо не слишком вас огорчит и не станет для Вас неприятным сюрпризом.

Примите уверения в моих лучших чувствах,

Мартина Крэкенторп».

 

Прежде чем вернуть письмо Эмме, инспектор еще раз перечитал его.

— Ну и как вы поступили, получив это письмо, мисс Крэкенторп?

— В то время у нас как раз гостил мой зять Брайен Истли, я рассказала ему. Потом позвонила в Лондон моему брату Харольду, он посоветовал вести себя поосторожнее. «Необходимо, — сказал он, — убедиться в том, что это не какая-нибудь самозванка». — Эмма немного помолчала. — Это, конечно, был разумный совет. Однако если эта женщина действительно та самая Мартина, то мы должны были ее принять. Я написала ей по адресу, указанному в письме, что приглашаю ее приехать в Резерфорд-Холл. А примерно через неделю я получила из Лондона телеграмму: «Очень сожалею, вынуждена срочно вернуться во Францию. Мартина». И с тех пор о ней ни слуху ни духу.

— И когда именно все это произошло?

Эмма нахмурила брови, силясь вспомнить.

— Незадолго до Рождества. Я точно помню, потому что хотела ей предложить провести с нами Рождество, но мой отец даже слышать об этом не хотел. Поэтому я пригласила ее приехать на выходные сразу после Рождества, когда вся семья еще будет в сборе. А телеграмму, по-моему, — о том, что ей нужно срочно ехать во Францию, — принесли за несколько дней до Рождества.

— Так вы полагаете, что та убитая женщина и есть Мартина?

— Нет конечно. Но.., но когда вы сказали, что она, возможно, иностранка.., я невольно засомневалась.., а вдруг… — Голос ее испуганно замер.

— Мисс Крэкенторп, вы поступили очень правильно, что пришли сюда и все рассказали, — поспешил подбодрить ее Креддок. — лично я думаю, что женщина, написавшая вам письмо, действительно благополучно вернулась во Францию, где находится и сейчас. С другой стороны, как вы и сами точно подметили, налицо более или менее точное совпадение по времени, ведь, согласно заключению полицейского хирурга, смерть женщины наступила три-четыре недели тому назад. Как бы то ни было, не беспокойтесь и предоставьте все нам. Кстати, — как бы вскользь добавил он, — вы сказали, что мистер Харольд посоветовал вам быть поосторожнее, а с отцом и остальными братьями вы тоже советовались?

— Разве я могла не сказать отцу. Он, конечно, страшно возмутился. — Эмма слабо улыбнулась. — Отец убежден, что все это лишь уловка, чтобы вытянуть у нас деньги. Деньги — всегда очень болезненная для него тема. Он считает — а может, просто делает вид, — что очень беден и должен беречь каждый пенни. У пожилых людей бывают подобные причуды. Разумеется, все это вздор: у него весьма большой доход с капитала, а он не тратит и четверти этих денег. Во всяком случае, так было до недавнего увеличения подоходного налога. И ко всему прочему у него солидные сбережения. — Она помолчала. — Другим двум братьям я тоже сообщила о письме. Альфреда это позабавило, хотя он тоже решил, что это обман. Седрик вообще не проявил никакого интереса — он у нас несколько эгоистичен. В конце концов мы все сошлись на том, что встретиться с Мартиной нужно, но нужно пригласить на встречу и нашего адвоката мистера Уимборна.

— А как отнесся мистер Уимборн к вашему общесемейному решению?

— Мы не успели поставить его в известность. Только хотели это с ним обсудить, как пришла телеграмма от Мартины.

— Больше вы ничего не предпринимали?

— Я еще раз написала по тому адресу, на этот раз с припиской на конверте: «переслать адресату», но никакого ответа не получила.

— Гм.., довольно странно. — Инспектор пристально посмотрел на нее. — А что вы сами думаете по этому поводу?

— Даже не знаю, что и думать.

— А как вы отреагировали тогда на письмо? Подумали, что оно действительно от Мартины, или, так же как ваши отец и братья, заподозрили обман? И что, кстати, сказал ваш зять?

— О, Брайен совершенно не сомневался, что это Мартина и что все ею написанное — правда.

— А вы?

— Я.., у меня полной уверенности не было.

— Ну а что вы почувствовали в первый момент, увидев имя вдовы вашего брата?

Выражение лица Эммы смягчилось.

— Я очень любила Эдмунда. Больше всех братьев. А письмо.., мне показалось, что оно написано именно так, как написала бы с отчаянья женщина, оказавшаяся в подобных обстоятельствах. Все события, описанные ею, мотивировка поступков.., все было вполне правдоподобно. Я подумала, что после окончания войны Мартина снова могла выйти замуж или сойтись с человеком, готовым приютить ее и ребенка. Возможно, этот человек умер или оставил ее, и ей ничего не оставалось, как обратиться к нам, тем более что Эдмунд сам велел это сделать. Да, судя по всему, писала сама Мартина. Но Харольд стал мне втолковывать, что женщина, написавшая письмо, могла знать Мартину и, соответственно, была осведомлена о ее личной жизни. Я вынуждена была признать, что и такой вариант возможен… Но все-таки… — Она замолкла.

— Вам не хочется верить, что это был обман? — мягко сказал Креддок.

Эмма с благодарностью посмотрела на него.

— Да, очень не хочется… Я была бы рада, если бы у Эдмунда остался сын.

Креддок понимающе кивнул.

— Я согласен с вами: письмо выглядит очень искренним, и вроде бы все факты вполне достоверны. Что действительно настораживает, так это неожиданный отъезд Мартины в Париж и то, что она больше не дала о себе знать. Вы ведь любезно ответили на письмо и готовы были принять ее в своем доме. Почему же, вернувшись в Париж, она даже вам не написала? Резонный вопрос.., если это на самом деле была Мартина. Если же самозванка, тогда все объясняется куда проще. Я, признаться, подумал было, что вы попросили мистера Уимборна навести справки, и это спугнуло женщину. Но вы утверждаете, что мистер Уимборн ничего не знал… Тогда не исключено, что подобные действия предпринял кто-нибудь из ваших братьев. Возможно, у нее такое прошлое, что она предпочитает его тщательно скрывать. Она, вероятно, рассчитывала, что ей предстоит иметь дело только с сестрой Эдмунда, которая очень его любила, а не с бывалыми мужчинами, их на мякине не проведешь… И, наверное, надеялась, что получит от вас деньги для ребенка — впрочем, какой ребенок, ему уже лет шестнадцать — без особого труда. А оказалось, что ей придется столкнуться с чем-то совсем иным. Кроме того, неизбежно возникли бы серьезные юридические проблемы. Ведь если у Эдмунда Крэкенторпа остался сын, рожденный в законном браке, то он является одним из наследников вашего деда.

Эмма кивнула.

— Мало того, как я понимаю, со временем он должен унаследовать Резерфорд-Холл и прилегающие земли, которые в настоящее время имеют большую ценность как потенциальная площадь для застройки.

Эмма посмотрела на него чуть ошеломленно:

— Верно… Я как-то об этом не подумала.

— В любом случае, мисс Крэкенторп, не стоит волноваться, — сказал инспектор Креддок. — И хорошо, что вы все мне рассказали. Я наведу справки, но мне кажется, что между женщиной, вам написавшей.., которая, возможно, просто решила поживиться и никогда не была вашей невесткой., и той несчастной нет никакой связи.

Эмма вздохнула с явным облегчением.

— Я так рада, — она встала, — что все-таки решилась к вам прийти. Вы отнеслись ко мне с таким участием…

Креддок проводил ее до двери, а потом, не мешкая, позвонил сержанту криминальной полиции Уэзероллу.

— Боб, у меня есть для тебя работенка: пойди на Элверс-Крэсент, сто двадцать шесть, квартира номер десять. Прихвати с собой фотографию убитой и постарайся что-нибудь узнать о некой особе, называющей себя миссис Крэкенторп — миссис Мартина Крэкенторп, которая либо жила там, либо приходила за письмами в период примерно с середины и до конца декабря.

— Слушаюсь, сэр.

Отдав распоряжение Бобу, Креддок занялся неотложными делами, а к двенадцати отправился на встречу с театральным агентом, давним своим знакомым. Разговор с ним ничего стоящего не дал.

Вернувшись к концу дня в офис, он обнаружил на своем письменном столе телеграмму из Парижа.

«ПЕРЕДАННЫЕ ВАМИ СВЕДЕНИЯ МОГУТ ОТНОСИТЬСЯ К АННЕ СТРАВИНСКОЙ ИЗ „МАРИЦКИ-БАЛЕТ“. ЖЕЛАТЕЛЬНО ВАШЕ ПРИСУТСТВИЕ. ДЕССАН. ПРЕФЕКТУРА».

Креддок с облегчением вздохнул, и морщины на его лбу разгладились.

Ну наконец-то! Хоть какой-то след. И не нужно впустую гоняться за Мартиной Крэкенторп… Он решил сегодня же вечерним паромом отправиться в Париж.