Глава 14
Дермут Креддок держался с Арманом Дессаном из Парижской префектуры на дружеской ноге. Им и прежде доводилось раза два встречаться, и они сразу почувствовали друг к другу симпатию. Поскольку Креддок неплохо говорил по-французски, то разговор шел в основном на этом языке.
— Это всего лишь предположение, — предупредил Дессан. — У меня есть снимок артисток кордебалета. Вот она, четвертая слева. Ну, что скажете?
Инспектор Креддок признался, что сказать ему в общем-то нечего. Узнать задушенную женщину на групповом снимке было отнюдь не легко, к тому же все танцовщицы были сильно загримированы, а волосы их были скрыты под пышными затейливыми уборами из перьев.
— Вероятность, конечно, есть, — сказал он. — Но утверждать не решаюсь. Кто она? Что вам о ней известно?
— Почти ничего, — беспечным тоном ответил француз. — Танцовщица она средненькая, да и «Марицки-балет», прямо скажем, не из первоклассных. Дают спектакли в пригородных театрах и ездят на гастроли. Ни громких спектаклей, ни знаменитых балерин. Давайте я вас познакомлю с мадам Жолье, которая управляет труппой.
Мадам Жолье оказалась деловитой живой француженкой с проницательным взглядом, небольшими усиками и изрядным жирком на боках. Визит полицейских отнюдь ее не обрадовал.
— Чего не люблю, так это иметь дело с полицией. — Она посмотрела на них с откровенной враждебностью. — По любому пустяку ставите меня в затруднительное положение. Постоянно!
— Нет-нет, мадам! Вы не должны так говорить, — запротестовал Дессан, высокий мужчина с меланхоличным лицом. — Когда это я ставил вас в затруднительное положение?
— Ну хотя бы из-за той дурехи, которая выпила карболовую кислоту, — тут же выпалила мадам Жолье. — И только потому, что влюбилась в дирижера оркестра, а он вообще не обращал внимания на женщин. У него иные пристрастия. А что сделали вы? Вы подняли шумиху и устроили жуткий скандал! А это подорвало репутацию моего прекрасного балета! И финансы!
— Напротив! У вас были полные сборы, — возразил Дессан. — И с тех пор минуло уже три года. Не стоит держать на меня зло. А теперь поговорим об Анне Стравинской.
— А что с ней такое? — осторожно спросила мадам.
— Она русская? — поинтересовался инспектор Креддок.
— Да нет! Вы так решили из-за ее фамилии? Эти девицы вечно придумывают себе такие экзотические фамилии. Ничем особенно не выделялась. Танцевала средне и не сказать, чтобы уж очень хорошенькая. Для кордебалета в общем-то годилась — но солисткой никогда бы не стала!
— Она француженка?
— Вероятно. Паспорт у нее был французский. Но она как-то мне говорила, что муж у нее англичанин.
— Так и сказала? Дескать, муж — англичанин? А он жив или умер?
Мадам Жолье пожала плечами.
— То ли умер, то ли бросил ее. Откуда я знаю? Эти девицы! Вечно у них неприятности с мужчинами.
— Когда вы видели ее последний раз?
— Мы ездили на шесть недель в Лондон. Выступали в Торки, Борнмуте, Истборне и вроде бы в Хаммерсмите[25]. Я уж не помню. Потом — отъезд во Францию, но Анна… Она не приехала даже проститься. Только прислала записку, что уходит от нас и будет теперь жить с семьей мужа… В общем, какая-то чепуха… Так я этому и поверила. Скорее всего просто встретила мужчину. Ну, вы меня понимаете…
Инспектор Креддок кивнул, полагая, что иных причин, по мнению мадам Жолье, существовать просто не может.
— Ну ничего, невелика потеря! Таких я могу набрать сколько угодно, и даже поприличней. Придут и будут танцевать как миленькие… Так что, прочитав записку, я пожала плечами и выкинула эту вертихвостку из головы. Все они одинаковы, эти девицы просто помешаны на мужчинах.
— Когда это было?
— Когда мы вернулись во Францию? Это было.., да.., в воскресенье перед Рождеством. Анна ушла дня за два или за три до отъезда. Точнее вспомнить не могу. Во всяком случае, в Хаммерсмите нам пришлось танцевать без нее. А это значит — пришлось на ходу перестраиваться, лишние репетиции… Так нас подвела! Но таковы уж эти девицы.., как только встретят мужчину — все сразу забывают. Я всем сказала: будет проситься назад — ни за что не возьму!
— Вам ее уход очень был неприятен?
— Мне?.. С какой стати! Подцепила небось себе какого-нибудь кавалера и решила провести с ним рождественские праздники. Не мое это дело. Я могу найти других девушек. Они будут счастливы танцевать в «Марицки-балет», и танцевать не хуже, а может, даже и лучше Анны.
Мадам Жолье вдруг умолкла и с любопытством спросила:
— Почему вы ее разыскиваете? Ей что, кто-то оставил наследство?
— Нет, — ответил инспектор Креддок. — Просто мы имеем основания предполагать, что она убита.
— Такое иногда случается, — сразу утратив всякий интерес, философски заметила мадам Жолье. — Ну что ж! Она была доброй католичкой. По воскресеньям ходила на мессы и, конечно, исповедовалась.
— Мадам, она говорила вам когда-нибудь о сыне?
— О сыне? Вы хотите сказать, что у нее был сын? Я считаю, что это маловероятно. Эти девицы — все, все до одной! — знают нужный на крайний случай адрес. Мосье Дессану это известно не хуже меня.
— Ребенок мог родиться у нее до того, как она поступила на сцену, — сказал Креддок. — Например, во время войны.
— Ах, во время войны… Это возможно. Но если и так, мне об этом ничего не известно.
— Кто из ваших девушек был ее близкой подругой?
— Я могу назвать два-три имени, но она ни с кем особенно не дружила.
Больше ничего полезного мадам Жолье сообщить не могла.
Когда ей показали пудреницу, она сказала, что такая у Анны была, но точно такие же есть и у многих других девушек. Меховое пальто Анна, конечно, могла купить в Лондоне, но никаких сведений об этом у нее нет. «Я постоянно занята — репетиции, освещение, каждую минуту новые проблемы — такой уж бизнес, — сказала мадам Жолье, — и мне некогда замечать, в чем ходят мои артисты!»
После встречи с мадам Жолье они побеседовали с девушками, которых она им назвала. Две знали Анну довольно хорошо, но, по их словам, она не очень много говорила о себе, а то, что говорила, чаще всего было заведомой ложью.
— Она любила сочинять всякие небылицы… Что она была любовницей великого герцога, а в другой раз называла фамилию крупного английского финансиста… Или что во время войны она была участницей Сопротивления. А однажды заявила, что была кинозвездой в Голливуде.
— Я думаю, — вступила в разговор другая девушка, — что на самом деле она жила раньше вполне обыкновенной скучной жизнью, а ее влекла романтика. Она и в балет-то пошла потому, что это казалось ей романтичным, но хорошей танцовщицей ей стать не удалось… Вы поймите, если бы она честно сказала: «Мой отец торговал в Амьене тканями» — какая уж тут романтика! Вот она и придумывала что-нибудь эдакое…
— Даже в Лондоне, — продолжала первая девушка, — она намекала на то, что какой-то богатый человек хочет взять ее с собой в кругосветное плавание.., видите ли, она похожа на его дочь, погибшую в автокатастрофе. Какая чушь!
— А мне она сказала, что едет к какому-то лорду в Шотландию, — сказала вторая девушка, — там будет охота на оленей.
Сведения были довольно забавные, но, в сущности, бесполезные. Вывод можно было сделать только один: Анна Стравинская была отъявленной лгуньей. Конечно, она не охотилась на оленя с шотландским лордом и едва ли нежилась под солнцем на борту океанского лайнера. Но из этого вовсе не следовало, что ее убили и запрятали в пресловутый саркофаг… На вопрос, не она ли на фотографии, ни девушки, ни мадам Жолье не могли ответить ничего определенного. В общем-то вроде бы действительно похожа на Анну. Но право же! Все лицо так страшно раздуто — это может быть кто угодно…
Итог был таков: 19 декабря Анна решила не возвращаться во Францию, а днем позже, то есть 20 декабря, похожая на нее женщина отправилась в Брэкхемптон поездом в 16.33 и была задушена.
Если женщина в саркофаге была не Анна Стравинская, то где же теперь Анна?
Ответ мадам Жолье был прост и неизменен:
— С каким-нибудь мужчиной!
«И скорее всего она права», — уныло подумал Креддок.
Нельзя было обойти вниманием и утверждение Анны, что у нее был муж англичанин. Был ли этим мужем Эдмунд Крэкенторп? Судя по тому портрету, который нарисовали ее подружки, едва ли… Другое дело, если Анна была в какой-то момент довольно близкой знакомой Мартины и, соответственно, имела возможность разузнать необходимые сведения. Вполне допустимо, что именно она написала Эмме Крэкенторп, а потом, почуяв, что ей предстоят обстоятельные объяснения, испугалась и пошла на попятный. Возможно, именно поэтому она ушла из труппы мадам Жолье. Но опять-таки, где же Анна Стравинская находится в данный момент?
И снова напрашивался неизменный ответ мадам Жолье: с каким-нибудь мужчиной…
Прежде чем покинуть Париж, Креддок поделился своими соображениями относительно Мартины с Дессаном. И тот был склонен согласиться со своим английским коллегой: скорее всего женщина, найденная в саркофаге, не имеет никакого отношения к возлюбленной Эдмунда Крэкенторпа. Но тем не менее этот вариант следует тщательно проработать, полагал он. И обещал Креддоку, что Сюрте[26] предпримет все возможное, чтобы выяснить, сохранилось ли документальное свидетельство о браке лейтенанта Эдмунда Крэкенторпа из Четвертого Саутширского полка и француженки по имени Мартина. Примерная дата — приблизительно перед падением Дюнкерка.
Однако Дессан предупредил Креддока, что почти не надеется на успех. Во-первых, район, о котором идет речь, почти сразу захватили немцы, во-вторых, он значительно пострадал во время боевых действий. Многие здания, а соответственно и хранящиеся в них документы, были уничтожены.
— Но мы предпримем все, что в наших силах, дорогой коллега, — повторил Дессан.
На том они расстались.
В Лондоне Креддока уже поджидал с отчетом сержант Уэзеролл.
— Адрес, который вы мне дали, Элверс-Крэсент, сто двадцать шесть, только для писем, сэр, — с мрачным торжеством доложил он. — Вот что я вам скажу… Дом вообще-то вполне приличный.
— Кто-нибудь опознал ее по фотографии?
— Как женщину, приходившую за письмами? По-моему, это дохлый номер — прошел уже почти месяц, а народу там толчется уйма. Там ведь пансион для студентов.
— Она могла называть себя другим именем.
— Ну и что? У нас ведь фотография. Нет, не опознали. После мы объехали отели, — продолжал сержант, — в регистрационных книгах Мартина Крэкенторп не значится. После вашего звонка из Парижа мы стали искать в списках проживавших Анну Стравинскую. Такая действительно значилась, вместе с остальными танцорками, в дешевой гостинице неподалеку от Брук-Грин. Там в основном останавливаются актеры. Съехала поздно вечером, девятнадцатого декабря, после спектакля, это четверг. Других записей нет.
Креддок, кивнув, распорядился продолжать поиски и по другим каналам, хотя не надеялся на успех.
Немного поразмыслив, Креддок позвонил в адвокатскую контору «Уимборн, Хендерсон и Карстерс» и попросил назначить его на прием к мистеру Уимборну.
Креддок явился в назначенное время, его проводили в душную комнату, где за большим старомодным столом, заваленным пачками пыльных бумаг, восседал мистер Уимборн. Вдоль стен стояли ящички с аккуратными ярлыками: «Сэр Джон Фоулдс (сконч.)», «Леди Деран», «Джордж Роубот, эскв.» и прочие. Были это реликвии минувшего или текущие юридические дела — понять было невозможно.
Мистер Уимборн был безупречно вежлив, но смотрел на посетителя с некоторой настороженностью, характерной для домашнего юриста, которому предстоит разговор с полицейским чином.
— Чем могу быть полезен, инспектор?
— Я насчет этого письма… — Креддок подвинул письмо Мартины через стол. Мистер Уимборн брезгливо коснулся его пальцем, но в руки не взял. Щеки его слегка порозовели, а губы сжались плотнее.
— Да-да! — сказал он. — Вчера утром я получил письмо от мисс Эммы Крэкенторп, в котором она сообщила о своем визите в Скотленд-Ярд и обо.., гм!., обо всех обстоятельствах. Признаться, мне абсолютно непонятно.., абсолютно.., почему меня сразу не уведомили об этом письме! Чрезвычайно странно! Мне должны были сообщить в первую очередь…
Инспектор Креддок поспешил произнести несколько банальных фраз, стараясь успокоить мистера Уимборна и настроить его на более мирный лад.
— Я не имел ни малейшего представления о матримониальных[27] намерениях Эдмунда, — произнес мистер Уимборн с явной обидой.
Инспектор Креддок заметил, что время все-таки было военное.., и не стал ничего уточнять, полагая, что и так все ясно.
— Военное время! — раздраженно фыркнул мистер Уимборн. — А впрочем.., в самом деле… В начале войны мы находились в здании Линкольне-Инн-Филдс[28], так вот, прямым попаданием разрушило соседний дом, где хранились многие наши документы… Они были уничтожены… Разумеется, не самые важные. Но и это причинило потом много неприятностей. Хорошо, что наиболее ценные бумаги мы заблаговременно вывезли за город. В это время дела Крэкенторпов находились в руках моего отца. Он умер шесть лет назад. Может быть, он был извещен об этой, с позволения сказать, женитьбе Эдмунда, но, судя по всему, этот брак, даже если и был делом решенным, так и не состоялся, а потому мой отец не придал этому эпизоду большого значения. Должен сказать, вся эта история с письмом весьма подозрительна. Чтобы через столько лет вдруг объявить себя законной женой и, мало того, матерью законнорожденного сына! Очень сомнительно! Какие у нее есть доказательства, хотел бы я знать?
— Вот именно, — сказал Креддок. — А на что она и ее сын могли бы претендовать?
— Полагаю, она надеялась на то, что Крэкенторпы возьмут ее и ее сына на содержание.
— Это-то ясно. Но я имел в виду юридический аспект — если бы она могла доказать законность своих притязаний?
— О, понимаю. — Мистер Уимборн водрузил на переносицу свои очки, которые несколько минут назад в запальчивости отложил в сторону, и пристально посмотрел на инспектора. — Гм! В данный момент у нее нет никаких прав. Но если ей удастся доказать, что мальчик является законнорожденным сыном Эдмунда Крэкенторпа, тогда он может претендовать на часть наследства после смерти Лютера Крэкенторпа. Более того, поскольку он сын старшего из сыновей Лютера Крэкенторпа, ему бы отошел и Резерфорд-Холл.
— Кто-нибудь из нынешних наследников имеет виды на Резерфорд-Холл?
— Чтобы там поселиться? Безусловно, никто. Но это поместье, дорогой инспектор, стоит немалых денег. Очень немалых! Эту землю вмиг купят и фабриканты и строители. Это же теперь самый центр Брэкхемптона. О да! Это очень лакомый кусок.
— Вы, помнится, говорили, что после смерти Лютера Крэкенторпа поместье унаследует Седрик?
— Да. Как старший из живущих в момент наследования сыновей он наследует недвижимость.
— Седрик Крэкенторп, как мне дали понять, к деньгам довольно равнодушен.
Мистер Уимборн холодно посмотрел на Креддока.
— В самом деле? Я бы не слишком доверял подобным утверждениям. Наверное, бывают на свете люди, не от мира сего, которых деньги не интересуют. Но сам я что-то таких не встречал.
Мистеру Уимборну так понравилась его собственная тирада, что он даже чуть-чуть повеселел.
Инспектор Креддок поспешил воспользоваться этим проблеском в настроении мистера Уимборна:
— Похоже, что Харольд и Альфред Крэкенторпы были крайне рассержены этим письмом, — рискнул заметить он.
— Допускаю, — сказал адвокат. — Вполне допускаю.
— Это уменьшило бы их долю наследства?
— Безусловно. Сын Эдмунда Крэкенторпа — если допустить, что таковой существует, — получил бы пятую часть капитала.
— Не думаю, что это было бы очень серьезной потерей для Харольда и Альфреда Крэкенторпов.
— Совершенно недостаточный предлог для убийства — если вы это имеете в виду.
— Но, я полагаю, оба они в довольно затруднительном материальном положении, — заметил Креддок, с невозмутимым спокойствием выдержав проницательный взгляд адвоката.
— Гм! Стало быть, полиция наводила справки? Да. Альфред почти постоянно «на мели». Иногда у него появляются деньги — но очень ненадолго. Харольд, как вы уже, судя по всему, выяснили, сейчас в рискованном положении.
— А по виду — весьма преуспевающий финансист!
— Вот именно, по виду! Одна видимость! Половина концернов в городе сами толком не знают, платежеспособны они или нет. А баланс может выглядеть вполне благополучным.., для человека неискушенного. Но если указанные активы совсем не активы, если вся конструкция, того и гляди, рухнет, что тогда?
— Тогда, надо думать, Харольд Крэкенторп крайне остро нуждается в деньгах.
— Однако, задушив вдову своего брата, он ничего бы не получил, — сказал мистер Уимборн. — А вот на Лютера Крэкенторпа пока никто не покушался, хотя как раз его смерть решила бы все проблемы его отпрысков. Так что, инспектор, я, право, не понимаю, каков ход ваших мыслей.
Печальнее всего было то, что инспектор Креддок и сам этого не понимал.
