Глава одиннадцатая
1
Пристально рассматривавшая Дэрмота Крэддока сквозь большие очки в роговой оправе Элла Зилински казалась ему слишком хорошей, чтобы быть искренней. Со спокойной деловитостью она достала из ящика бюро отпечатанный на машинке список и протянула его Дэрмоту.
— Надеюсь, здесь никто не пропущен, — сказала она.
— Напротив, я думаю, здесь есть несколько имен — в основном, местных жителей, — которых вполне можно исключить. Это те, кто ушел раньше или кого не смогли найти и привести наверх. В общем, я вполне уверена, что это точный список.
— Отличная работа, — одобрительно заметил Дэрмот.
— Благодарю вас.
— Полагаю (я полный профан в этом деле), что в вашей работе необходим высокий профессионализм?
— Да, следует обладать кое-какими навыками.
— В чем конкретно заключается ваша работа? Вы, по-видимому, осуществляете связь между киностудией и Госсингтон-холлом?
— Нет. Собственно, я не имею ничего общего со студией, хотя, конечно, я отвечаю на телефонные звонки оттуда и сама туда звоню. В мои обязанности входит организация общественной жизни мистера Радда, его публичных и частных встреч, а также, в некоторой степени, забота о доме.
— Вам нравится ваша работа?
— Она хорошо оплачивается, и к тому же я нахожу ее интересной. Правда, я не была готова к убийству, — сухо добавила Элла Зилински.
— Это явилось для вас неожиданностью?
— Настолько, что я собираюсь спросить вас, уверены ли вы, что это действительно было убийство?
— Вряд ли чем-нибудь, кроме убийства, можно объяснить шестикратную дозу диэтиломексин…, и так далее.
— Это мог быть несчастный случай.
— А как, вы полагаете, мог произойти такой несчастный случай?
— Гораздо проще, чем вы можете себе представить, так как вы не совсем знакомы с укладом нашего дома. Он переполнен всякого рода препаратами. Я говорю главным образом об обыкновенных патентованных лекарствах, у которых, правда, опасная для жизни доза не так уж далеко от терапевтической. Дэрмот кивнул.
— Все эти актеры и актрисы, — продолжала Элла Зилински, — развиты ужасно односторонне. Иногда мне кажется, что чем больше их талант, тем беспомощней они в обычной жизни.
— Вполне может быть.
— Если учесть, что они всюду носят с собой бутылочки, капсулы, порошки, пилюли и коробочки с лекарствами, то так ли уж невозможно предположить, что отравление произошло в результате несчастной случайности?
— Я не вполне улавливаю ход ваших мыслей.
— Ну, все очень просто. Кто-нибудь из гостей, желавший успокоиться или наоборот взбодрить себя, мог достать свою коробочку с лекарством и, заговорившись с кем-нибудь или просто по рассеянности, бросить в бокал слишком большую дозу. Затем его мог кто-нибудь отвлечь, он отошел от стола, а дальше все просто. Эта миссис… как же ее?, подходит к столику, берет бокал, принимая его за свой, и выпивает. Это ведь не так уж не правдоподобно, как вам кажется?
— Но вы же не думаете, что такая возможность осталась нами нерассмотренной.
— Да, конечно. Но там было множество людей, и на столиках стояло множество бокалов с напитками. В таких случаях довольно часто происходит, что вы берете чужой бокал и выпиваете его.
— Значит, вы не считаете, что Хесю Бедкок намеренно втравили? Вы думаете, что она выпила чей-то чужой вокал?
— Не могу даже представить себе, что было все иначе.
— В таком случае, — Дэрмот тщательно подбирал слова, — это должен был быть бокал Марины Грегг. Вы понимаете? Марина Грегг отдала ей свой собственный бокал.
— Вернее сказать, она подумала, что это был ее бокал, — поправила его Элла Зилински.
— Вы еще ведь не виделись с Мариной, не правда ли? Она чрезвычайно рассеянна. Она имела обыкновение брать по ошибке чужие бокалы и выпивать их. Я сама это не раз наблюдала.
— Она принимала кальмовит?
— О да, как и все в этом доме.
— Вы тоже, мисс Зилински?
— Я иногда прибегаю к нему. Дурные примеры заразительны, вы же знаете.
— Я был бы очень рад, — заметил Дэрмот, — поговорить с мисс Грегг. К сожалению, она до сих пор в прострации, по выражению мистера Престона.
— Это следствие ее темперамента, — сказала Элла Зилински.
— Она очень любит драматизировать, знаете ли. К тому же на нее действительно сильно подействовала эта смерть.
— Что не скажешь о вас, мисс Зилински.
— Когда все вокруг находятся в состоянии постоянной нервозности, — сухо произнесла Элла, — страшно хочется удариться в другую крайность.
— Вы, похоже, гордитесь тем, что вас не может взволновать никакая случившаяся рядом трагедия.
Элла Зилински задумалась.
— Это, возможно, не очень хорошая черта, но, если не выработать подобного отношения, то можно самой сломаться.
— Скажите, с мисс Грегг сложно работать? Вопрос касался личностных отношений, но Дэрмот Крэддок все же решился его задать. Если бы Элла Зилински подняла брови и спросила, какое это имеет отношение к миссис Бедкок, ему пришлось бы признать, что никакого. Но он рассчитывал на то, что Элле Зилински самой захочется рассказать ему все, что она думает о Марине Грегг.
Так оно и оказалось.
— Она великая актриса, — заявила Элла.
— Ее личное обаяние проявляется на экране самым исключительным образом. Естественно, работать с ней — это большая привилегия. Но в частной жизни, скажу я вам, она сущий дьявол!
— Так уж?
— У нее нет абсолютно никакой выдержки. Она либо парит в облаках, либо падает в бездну отчаяния, и это всегда так преувеличенно, и она ежеминутно меняет свои намерения, и при ней нельзя упоминать о множестве совершенно различных вещей, так как они могут ее расстроить.
— О чем, например?
— Ну, прежде всего, естественно, о нервных заболеваниях и о санаториях для душевнобольных. Конечно, она должна быть очень чувствительна к таким вещам. Затем обо всем, имеющем отношение к детям.
— К детям? Каким образом?
— Она очень расстраивается, когда видит детей или слышит о людях, которые счастливы со своими детьми. Стоит ей услышать, что у кого-нибудь из ее знакомых будет или уже есть ребенок, как это приводит ее в уныние. У нее самой больше никогда не будет детей, понимаете, а единственный ее ребенок — идиот. Не знаю, слышали ли вы уже об этом?
— Да. Все это, конечно, очень печально. Но после стольких лет ее горе, надо думать, притупилось.
— Она не в состоянии забыть этого. Это стало у нее чем-то вроде навязчивой идеи.
— А мистер Радд? Что он чувствует?
— Ну, это же был не его ребенок. Отцом мальчика был Исидор Райт.
— Ах да, ее предыдущий муж. Где он теперь?
— Он снова женился и живет во Флориде, — быстро ответила Элла Зилински.
— Не знаете ли вы, у Марины Грегг много врагов?
— Я так не думаю. Во всяком случае, не больше, чем у других. Конечно, есть на свете зависть, ссоры из-за контрактов, из-за других женщин и мужчин…
— Не боялась ли она кого-нибудь?
— Марина? Боялась? Нет, не думаю. Почему? С чего вдруг она стала бы кого-нибудь бояться?
— Я сам не знаю, — сказал Дэрмот Он взял список гостей.
— Большое вам спасибо, мисс Зилински. Если мне еще что-нибудь понадобится, я снова обращусь к вам. Вы Не будете возражать?
— Конечно, нет. Я сделаю все, что смогу. Мы все сделаем всё, чтобы оказать вам помощь.
2
— Итак, Том, что вы разузнали.
Сержант Тиддлер понимающе усмехнулся. На самом деле его звали не Том, а Уильям, но словосочетание «Том Тиддлер» было слишком соблазнительным для его коллег[2].
— Есть у вас что-нибудь ценное? — продолжал Дэрмот Крэддок.
Оба детектива остановились в «Голубом кабане», и Тиддлер только что вернулся в гостиницу после напряженного дня, проведенного на киностудии.
— Не очень много, — ответил он.
— Почти никаких слухов, даже странно. Несколько предположений о самоубийстве.
— Почему о самоубийстве?
— Считают, что она могла поссориться с мужем и хотела заставить его пожалеть об этом, хотя, конечно, не имела намерения заходить так далеко. Так считают в деревне.
— Не очень-то обнадеживающе, — проворчал Дэрмот.
— Нет, конечно. Что касается студии, то там вообще ничего не знают. Они, надо сказать, ничего и не хотят знать, кроме своей работы. Все только и говорят: съемки должны продолжаться, что бы ни случилось. Они очень беспокоятся, сможет ли Марина Грегг снова сниматься. Уже и раньше съемки несколько раз срывались из-за ее нервных приступов.
— Они ее вообще-то любят?
— Ну, я сказал бы, что они очень недовольны ее дьявольским характером, но при всем этом не могут не восхищаться ею как актрисой. Ее муж, кстати, по общему признанию, любит ее без памяти.
— Как относятся к нему на студии?
— Считают его прекрасным режиссером, одним из лучших.
— Никаких слухов о том, что у него была связь с какой-нибудь другой актрисой.
Том Тиддлер был удивлен.
— Нет, — сказал он, — нет. Ни намека на это. А вы полагаете, что это возможно?
— Если бы я знал, — вздохнул Дэрмот.
— Марина Грегг убеждена, что этот яд предназначался для нее.
— Она так считает? И что, она права?
— Абсолютно, я бы сказал. Но не в этом дело. Дело в том, что она сказала об этом только своему врачу, но не мужу.
— Вы думаете, она рассказала бы ему, если бы…
— Мне очень хочется знать, — заметил Крэддок, — не таит ли она где-нибудь в подсознании мысль о том, что ее муж замешан в этом преступлении. Врач вел себя немного необычно. Может быть, это только мое воображение, но я в этом не уверен.
— Ну, таких слухов на студии не было, — возразил Том.
— Такого не утаишь.
— У нее самой не было связи с каким-нибудь мужчиной?
— Нет, она, кажется, всей душой предана Радду.
— Никаких интересных подробностей ее прошлого?
Тиддлер усмехнулся:
— Ничего, кроме того, что можно в любой день прочитать в журналах.
— Я думаю, мне следует немного их почитать, — сказал Дэрмот, — чтобы впитать в себя атмосферу.
— О чем там только не пишут! — заметил знаток кино Тиддлер.
— Интересно, — задумчиво пробормотал Дэрмот, — читает ли моя мисс Марпл журналы о кино?
— Это та старая леди, что живет в доме у церкви?
— Она самая.
— Говорят, у нее острый ум, — сказал Тиддлер.
— Говорят, ничто, происходящее в этих краях, не ускользает от ее внимания. Конечно, вряд ли она много знает о мире кино, но, наверное, будет способна дать нам всю подноготную миссис Бедкок.
— Не думаю, чтобы сейчас это было так просто для нее, — выразил сомнение Дэрмот. — В деревне поднимается новая общественная жизнь. Новый жилой район, большие здания. Бедкоки приехали сюда не так давно и жили как раз в этом районе.
— Я, конечно, не очень много узнал о местных жителях, — заметил Тиддлер.
— Я интересовался в основном частной жизнью кинозвезд и подобными вещами.
— Не думаю, чтобы об этом вы узнали намного больше, — проворчал Дэрмот.
— Ну, хорошо, так что же все-таки вы можете рассказать о прошлом Марины Грегг?
— Несколько раз была замужем, но ни разу надолго. Ее первый муж, правда, не хотел с ней разводиться, но в то время он был уже слишком ординарным парнем для нее. Он работал агентом по продаже недвижимости или кем-то вроде этого. Он вроде бы очень любил ее, но она все же добилась развода и вышла за какого-то иностранного графа или принца. Этот второй брак длился совсем недолго, но завершился без особой трагедии. Она просто развелась с ним и завела себе номер третий. Роберт Траскотт, кинозвезда. Его предыдущая жена очень не хотела уступать его, но ей пришлось это сделать в конце концов. Правда, она получила огромное денежное обеспечение, но разводы, как правило, этим и заканчиваются.
— И что же этот брак?
— Кончился полной неудачей. Она погрузилась в глубокую депрессию. Правда, через пару лет у нее начался новый роман, на сей раз с неким Исидором Райтом, драматургом.
— Очень экзотическая жизнь, — заметил Дэрмот.
— Ну, на сегодня хватит. Завтра нам предстоит тяжелая работа.
— Какая?
— Проверка списка, полученного мною сегодня в Госсингтон-холле. Из двадцати с лишним имен мы должны исключить как можно больше, а среди тех, что останутся, надо найти Икс.
— А вы пока никого не подозреваете?
— Нет. Если только это не Джейсон Радд, конечно.
— С кривой улыбкой он добавил:
— Кроме того, завтра мне придется сходить к мисс Марпл и узнать, как идут ее дела.
