Глава четвертая
Миссис Бантри отступила на шаг назад, разглядывая себя в зеркале, немного поправила шляпку (она не привыкла носить шляпки), натянула дорогие кожаные перчатки и вышла из дому, тщательно прикрыв за собой дверь. Она с большим удовольствием предвкушала предстоящий визит. Около трех недель прошло со дня ее разговора с мисс Марпл. Марина Грегг и ее муж приехали в Госсингтон-холл и теперь более или менее прочно обосновались в нем.
Сегодня днем там должна была состояться встреча официальных лиц, ответственных за проведение праздника в честь госпиталя Святого Джона. Миссис Бантри не являлась членом этого комитета, но она получила письмо от Марины Грегг с приглашением на чашку чая до начала заседания. В письме упоминалось и об их встрече в Калифорнии, а подписано оно было: «С искренним к Вам почтением — Марина Грегг». Причем письмо было написано от руки, а не напечатано на машинке. Стоит ли отрицать, что миссис Бантри была приятно польщена. В конце концов, знаменитая кинозвезда — это знаменитая кинозвезда, и пожилые люди, как бы высоко себя ни ставили, сознавали свою полную ничтожность в мире знаменитостей. Поэтому миссис Бантри обрадовалась, как ребенок неожиданному подарку.
Идя в гости, миссис Бантри вертела головой по сторонам, отмечая происшедшие изменения. Местность вокруг Госсингтон-холла казалась более благоустроенной, чем во времена, когда дом переходил из рук в руки. «Не пожалели расходов», — удовлетворенно отметила про себя миссис Бантри, кивая головой. Цветника с дорожки не было видно, и это еще больше улучшило настроение миссис Бантри. В те далекие дни, когда она вместе с мужем жила в Госсингтон-холле, цветник, с его великолепными клумбами, был предметом ее особого восхищения и гордости, и вид его теперь наверняка вызвал бы у нее ностальгические воспоминания о прекрасных ирисах, которые там росли. «Лучший ирисовый сад в округе», — говорила себе миссис Бантри с нескрываемой гордостью.
Подойдя к новой, недавно окрашенной двери, миссис Бантри нажала кнопку звонка. С почтительной проворность, — дверь открыл дворецкий, по всей вероятности, итальянец. Он провел ее прямо в комнату, бывшую некогда библиотекой полковника Бантри. Теперь, как миссис Бантри уже слышала от мисс Марпл, эта комната была соединена с кабинетом. Результат оказался впечатляющим. Пол был покрыт блестящим паркетом, стены выложены панелями. В одном из углов комнаты стоял огромный рояль, а у стены высилась стереоаппаратура последней марки. В противоположном от двери конце комнаты находился небольшой оазис — пол в этом месте был покрыт мягкими персидскими коврами. Здесь стояли чайный столик и несколько кресел. У чайного столика сидела Марина Грегг, а рядом с ней стоял, прислонившись к камину, человек, которого миссис Бантри поначалу сочла одним из самых безобразных людей, которых она когда-либо видела.
Всего лишь несколько секунд назад, как раз в тот момент, когда миссис Бантри протянула руку, чтобы нажать на звонок, Марина Грегг сказала своему мужу мягким, восторженным голосом.
— Это место как раз для меня, Джинкс, как раз для меня. Это именно то, к чему я всегда стремилась. Здесь царит спокойствие! Типично английское спокойствие и ничем не нарушаемый английский пейзаж! Мне бы хотелось жить здесь все время, до самой смерти. Уверена, мы освоим английский образ жизни. Каждый день у нас будут подавать послеобеденный чай, который мы будем пить из моего георгианского чайного сервиза. И мы будем смотреть из окон в сад, на этот типично английский цветочный бордюр. Наконец-то я приехала к себе домой! Вот что я чувствую! Мне кажется, что смогу прожить здесь долго, что буду спокойной и счастливой, что это место обязательно станет для меня родным домом. Вот что я чувствую. Родным домом.
И Джейсон Радд (которого жена называла Джинксом) улыбнулся. Это была снисходительная улыбка с явным недоверием, так как Радд слышал подобные восторженные слова уже не в первый раз. Сейчас, возможно, так и будет. Возможно, это место сможет стать для Марины Грегг настоящим домом, но он слишком хорошо знал увлекающуюся натуру своей жены. Она всегда была уверена, что нашла именно то, что искала.
— Это грандиозно, милая, — произнес Радд глубоким голосом.
— Это просто грандиозно! Я рад, что тебе это место нравится.
— Нравится? Да я просто в восторге. А ты разве нет?
— Разумеется, в восторге, — согласился Джейсон Радд.
— Разумеется.
Конечно, это совсем неплохо, размышлял он про себя. Прочная, добротная постройка, чересчур, правда, викторианская. Он не отрицал, что в этом доме было что-то солидное и надежное. Теперь, когда самые бросающиеся в глаза неудобства были устранены, в нем достаточно комфортабельно. Неплохое место для того, чтобы время от времени возвращаться сюда. К счастью, думал он, похоже, что Марине этот дом не разонравится, скорее всего, в течение двух-трех лет. Что ж, поживем — увидим.
— Как это прекрасно, снова чувствовать себя здоровой, — вздохнула Марина.
— Здоровой и сильной. Готовой в любой момент приступить к работе.
— Разумеется, милая, разумеется, — снова повторил он.
В этот момент дверь открылась, и итальянец-дворецкий ввел в комнату миссис Бантри.
Марина Грегг приветствовала ее самым очаровательным образом. Она подошла к ней, взяла ее за руки и сказала, что ей доставляет огромное удовольствие снова встретиться с миссис Бантри. Какое совпадение, что всего через два года после их встречи в Сан-Франциско они с Джинксом купили тот самый дом, который некогда принадлежал миссис Бантри. Марина выразила надежду, большую надежду, что миссис Бантри не показались ужасными те изменения, которые они осмелились здесь произвести, и что она не считает их самозванцами, вторгшимися в ее дом.
— Ваш приезд сюда — одно из самых волнующих событий, когда-либо происходивший в этом месте, — весело отозвалась миссис Бантри и посмотрела в сторону камина.
Затем, как бы в раздумье, Марина Грегг сказала:
— Вы еще не знакомы с моим мужем, не так ли? Джинкс, это миссис Бантри.
Миссис Бантри посмотрела на Джейсона Радда с некоторым интересом. Ее первое впечатление о нем, как о чрезмерно безобразном человеке, несколько пошатнулось. У него оказались интересные глаза. Самые глубоко посаженные глаза, которые она когда-либо видела. Глубокие тихие омуты, сказала про себя миссис Бантри, чувствуя гордость за удачно найденную метафору. Все остальные черты его лица были какими-то угловатыми, до смешного непропорциональными. Нос задирался кверху. Мазнуть бы его красной краской, подумала миссис Бантри, и он сразу же превратился бы в нос клоуна! У Радда был огромный печальный рот, который тоже придавал ему определенное сходство с клоуном. Чем объяснить выражение его лица, миссис Бантри, конечно, не знала. То ли он только что был разъярен, то ли это обычное его выражение. Но как бы то ни было, когда он заговорил, его голос оказался неожиданно приятным, глубоким и неторопливым:
— О муже, — заметил он, — всегда вспоминают в последнюю очередь. Однако позвольте мне вслед за моей женой заверить, что мы очень рады видеть вас здесь. Надеемся, что этот дом не перестанет быть для вас родным.
— О, не надо думать, будто меня выгнали отсюда, — возразила миссис Бантри.
— Госсингтон-холл никогда, в сущности, не был моим домом. Я благодарю бога, что продала его. Для нас он был очень неудобен. Мне нравился сад, но дом причинял массу беспокойств. А теперь, продав его, я прекрасно провожу время, путешествую, навещаю своих детей и внуков, и здесь, в Англии, и за границей.
— Детей, — машинально повторила Марина Грегг.
— У вас есть дети?
— Два сына и две дочери, — с гордостью ответила миссис Бантри.
— Они разбрелись по всему свету! Один сын живет в Кении, другой — в Южной Африке, одна дочь — в Техасе, а другая, слава богу, здесь, в Лондоне.
— Четверо, — сказала Марина Грегг.
— Четверо… А внуков?
— Пока что только девять, — призналась миссис Бантри.
— Знаете, это просто забавно — быть бабушкой. Не чувствуешь за собой никакой родительской ответственности. Балуешь детей, сколько твоей душе угодно.
Джейсон Радд перебил ее:
— Боюсь, вам солнце бьет прямо в глаза, — сказал он и, подойдя к окну, задернул гардины.
— Расскажите нам побольше об этой очаровательной деревне, — попросил он, возвратившись на свое место.
Он протянул ей чашку чая.
— Что вы пожелаете: горячую лепешку, сандвич или кекс? У нас итальянская кухарка, и у нее очень хорошо получаются пирожные и кексы. Видите, мы уже пристрастились, как это принято в Англии, пить послеобеденный чай.
— Прекрасный чай, — пробормотала миссис Бантри, отхлебнув глоток ароматного напитка.
Марина Грегг улыбнулась: она была явно польщена. Нервное подергивание пальцев, которое минуту назад заметил острый взгляд Джейсона Радда, прекратилось. Миссис Бантри смотрела на хозяйку дома с нескрываемым восхищением. Зенит славы Марины Грегг пришелся на годы, когда еще не интересовались различной сексстатистикой, размерами бюста или объемом талии. Она была высокой и стройной женщиной, чертами лица несколько напоминающей Грету Гарбо. В фильмы, где Марина Грегг снималась, она вносила личность, а не секс. Внезапный поворот головы, глубоко посаженные большие глаза, слабое подергивание губ — все это производило впечатление захватывающего дух очарования, проистекавшего не из красоты фигуры, а из какой-то неожиданной магии личности, которая целиком покоряла зрителей. Это качество сохранилось в ней до сих пор, хотя и не проступало теперь так очевидно. Подобно многим звездам, она научилась создавать образ по желанию. Она могла уйти в себя, быть спокойной, нежной, безразличной к нетерпеливым поклонникам. А затем неожиданный поворот головы, движение рук, случайная улыбка — и начиналась магия.
Одной из самых знаменитых картин с участием Марины Грегг была «Мария — королева Шотландская», и сейчас, когда миссис Бантри смотрела на нее, в ней было что-то от ее героини. Затем миссис Бантри перевела взгляд на ее мужа. Он неотрывно следил за Мариной, и на его лице отражались все его чувства. «О боже! — подумала миссис Бантри.
— Этот человек просто обожает ее!»
Она не могла понять, почему это ее так удивило. Возможно, потому, что кинозвезды, их личная жизнь и увлечения описывались в прессе так, что было просто невозможно поверить в существование настоящей любви в их среде. Повинуясь какому-то внезапному импульсу, миссис Бантри сказала:
— Надеюсь, вам здесь понравится. Вы надолго сюда?
Марина повернула голову, широко раскрыла глаза.
— Я хочу остаться здесь навсегда, — произнесла она.
— Это, конечно, не означает, что я буду жить здесь безвыездно. Конечно же, нет. Возможно, в будущем году будет сниматься в Северной Африке новый фильм, хотя еще ничего не решено. Да, временами я буду уезжать отсюда, и, возможно, это будет не раз, но все равно здесь будет мой дом. Я всегда буду сюда возвращаться.
— Она вздохнула.
— Это так чудесно — обрести наконец свой дом.
— Понимаю, — сказала миссис Бантри, но про себя подумала: «Так я и поверила! Ты — не из тех, кто способен раз и навсегда утихомириться».
Она снова украдкой взглянула на Джейсона Радда. Тот улыбался, нежно и любяще, но в то же время печально. «Он тоже так считает», — подумала миссис Бантри.
Открылась дверь, и вошла молодая женщина.
— На проводе Барретт, Джейсон, — сказала она.
— Пусть позвонит попозже.
— Но он говорит, что это крайне срочно. Радд со вздохом поднялся.
— Разрешите, миссис Бантри, — произнес он, — представить вам Эллу Зилински, моего секретаря, — и он вышел.
— Возьмите чашечку чая, Элла, — предложила Марина, когда Элла Зилински села, ответив дежурной улыбкой на приветствие миссис Бантри.
— Благодарю вас, я возьму только сандвич, — сказала Элла.
— Я не люблю китайский чай.
На вид Зилински было лет тридцать пять. В своем хорошо скроенном костюме, включавшем гофрированную блузку, она излучала самоуверенность. У нее были коротко подстриженные черные волосы и широкий открытый лоб.
— Говорят, вы раньше жили здесь, — обратилась она к миссис Бантри.
— О, это было много лет тому назад. Я продала этот дом после смерти мужа, и с тех пор он несколько раз менял своих владельцев.
— Миссис Бантри говорит, что она совсем не против наших переделок в доме, — сказала Марина.
— Я была бы ужасно разочарована, если бы не обнаружила их, — заметила миссис Бантри.
— Я крайне заинтригована, ведь в деревне ходят самые невероятные слухи.
— Кто бы мог подумать, что здесь так сложно найти знающего водопроводчика, — произнесла Элла, деловито жуя сандвич.
— Конечно, — продолжала она, — это не мое дело, но…
— Это ваше дело, — возразила Марина, — и вы это прекрасно знаете, Элла. Вы же занимались всем — и подбором прислуги, и водопроводчиком, и спорами со строителями.
— Здесь, кажется, вообще не слышали о витражах.
— Элла посмотрела в окно.
— Должна признаться, отсюда открывается довольно милый вид.
— Прелестная, старомодная английская провинция, — согласилась Марина.
— У этого дома есть своя атмосфера.
— Если б не деревья, — пробормотала Элла, — здесь мало что напоминало бы о провинции. Этот новый жилмассив растет не по дням, а по часам.
— В мое время его еще не было, — вставила миссис Бантри.
— Вы хотите сказать, что тогда здесь не было ничего, кроме самой деревни.
Миссис Бантри кивнула.
— Вам, должно быть, было очень сложно делать покупки?
— Напротив, — возразила миссис Бантри, — мне кажется, это было ужасно просто.
— Я еще могу понять желание иметь в саду цветы, — продолжала Элла, — но все местное население выращивает еще и овощи. Не проще ли их покупать, ведь есть же здесь супермаркет?
— Все, по-видимому, идет к этому, — вздохнула миссис Бантри.
— Правда, овощи, которые продаются в супермаркете, несколько иные на вкус.
— Не разрушайте атмосферу, Элла, — прошептала Марина.
Дверь приоткрылась, и заглянул Джейсон.
— Дорогая, — обратился он к Марине, — не хочется тебя беспокоить, но ему просто необходимо знать твое личное мнение.
Марина вздохнула и встала. Она вяло направилась к двери.
— Всегда что-нибудь, — пробормотала она.
— Прошу прощения, миссис Бантри. Думаю, я освобожусь через несколько минут.
— Атмосфера… — заметила Элла Зилински, когда дверь за Мариной закрылась.
— А вы тоже считаете, что в доме есть своя особая атмосфера?
— Откровенно говоря, я никогда об этом не задумывалась, — ответила миссис Бантри.
— Для меня он был обычным домом, со своими удобствами и неудобствами.
— Я сейчас вот о чем подумала, — сказала вдруг Элла, бросив быстрый взгляд на миссис Бантри.
— Раз уж мы заговорили об атмосфере, скажите, когда здесь произошло убийство?
— Здесь никогда не было убийства, — возразила миссис Бантри.
— Полноте, миссис Бантри. Я уже слышала массу историй. Например, о трупе на коврике у камина, как раз там, не правда ли? — и Элла кивнула в сторону камина.
— Да, — согласилась миссис Бантри.
— Именно там.
— Значит, убийство все-таки было?
Миссис Бантри покачала головой:
— Преступление произошло не здесь, но убитую девушку принесли сюда и спрятали в этой комнате. Покойная не имела к нам никакого отношения.
Мисс Зилински была явно заинтригована:
— Наверное, было сложно заставить полицию поверить в это?
— Вы совершенно правы, — согласилась миссис Бантри.
— А когда вы обнаружили тело?
— Утром, когда горничная разносила чай… — сказала миссис Бантри.
— У нас тогда, знаете ли, еще были горничные.
— Знаю, — подтвердила мисс Зилински.
— Они носили ситцевые платья, которые ужасно шуршали.
— Что касается ситцевых платьев, не помню, — в сомнении произнесла миссис Бантри.
— Возможно, и носили. Так или иначе, она ворвалась ко мне в спальню и закричала, что в библиотеке лежит труп. Сначала я сказала: «Чепуха!», но затем разбудила мужа, и мы спустились вниз.
— И нашли его там, — закончила за нее мисс Зилински.
— Да, чего только на свете не бывает.
— Она осторожно покосилась на дверь.
— Я попрошу вас не рассказывать об этом мисс Грегг, — добавила она.
— Ей не следует знать о таких вещах
— Конечно. Я не скажу ей ни слова, — пообещала миссис Бантри.
— Я обычно об этом даже не упоминаю. Это все было так давно. Но, может быть, она — я имею в виду Марину Грегг — уже сама об этом слышала?
— Не думаю, — заметила Элла Зилински.
— Она сейчас почти не связана с внешним миром. Кинозвезды вообще, знаете ли, ведут довольно замкнутую жизнь. Они нуждаются в постоянной заботе, ведь каждое соприкосновение с реальностью наносит им болезненные раны, а уж Марине особенно. Вы, наверное, слышали, что она была серьезно больна в последние два года? Только недавно она несколько пришла в себя.
— Ей, кажется, понравился этот дом, — заметила миссис Бантри.
— Она выглядит вполне счастливой.
— Это счастье у нее, как мне кажется, продлится года два, — сказала Элла.
— Не больше?
— Нет. Вряд ли, да и Марина из тех людей, которым всегда кажется, что они нашли мечту всей своей жизни. Жизнь, однако, не так проста, вы согласны со мной?
— Да, — убежденно произнесла миссис Бантри.
— Вы правы, не так проста.
— Для него же ужасно много значит, будет она здесь счастлива или нет, — заметила Элла Зилински. Затем она проглотила еще парочку сандвичей с видом человека, спешно набивающего свой желудок, дабы не опоздать на поезд.
— А он, знаете ли, гений, — продолжала она.
— Вы видели какой-нибудь из его фильмов.
Миссис Бантри немного смутилась. Сидя в кино, она всегда была поглощена только картиной и не обращала внимания на длинный список режиссеров, операторов, продюсеров и других кинодеятелей. Очень часто она пропускала даже имена кинозвезд. Однако ей не хотелось, чтобы кто-то обратил внимание на этот ее недостаток.
— Я всегда забываю названия, — ответила она уклончиво.
— Конечно, его путь наверх был довольно труден, — продолжала Элла Зилински.
— Марины он добивался, как и всего другого, с боем. А ее не так трудно получить, как удержать. Она должна быть счастлива, а это далеко не так просто — делать людей счастливыми. Если только… если… они… они не…
— Она запнулась.
— Если только они не оптимисты по натуре, — пришла ей на помощь миссис Бантри.
— Некоторым, — задумчиво добавила она, — очень нравится считать себя несчастными.
— О, Марина не из их числа, — покачала головой Элла Зилински.
— Поэтому-то у нее такой переменчивый характер. Вы знаете, сейчас она, например, счастлива, даже чересчур, всем довольна и великолепно себя чувствует
— А стоит произойти какой-нибудь мелкой неприятности, и она впадает в другую крайность.
— Полагаю, это называют темпераментом, — неопределенно заметила миссис Бантри.
— Да, это верно, — согласилась Элла Зилински.
— Темперамент. У них у всех он есть, этот темперамент, но у Марины его больше, чем у других. Мне ли этого не знать! Я могла бы вам столько рассказать о ней!
— Она съела последний сандвич.
— Слава богу, я всего лишь секретарь ее мужа.
